День начинается - Алексей Тимофеевич Черкасов

Пламя огненными длинными языками жгло тьму. Волкодав улегся у входа в шалаш и не закрывал недремлющих глаз.

«Вот и Приречье, – размышлял Григорий, устраиваясь в спальном мешке. – Обманет ли оно меня или откроется сразу?..»

«Не-ет, сразу ты его не возьмешь», – протестовал чей-то насмешливый голос.

«А вдруг сразу? – начинал первый, дерзкий. – Здесь все признаки выхода гематитов. Скалы ржавые, – значит, что-то есть».

«Что-то – это тебе еще не месторождение!.. – возражал насмешливый голос. – Ты еще здесь помозолишь руки. Ты еще тут черт знает что переживешь. По следам ржавых скал в Алтае ты ломал себе ноги девять месяцев и распух от ревматизма».

«Ну, тогда было другое дело, – протестовал дерзкий, – Тогда я еще не имел опыта, не имел глаз, не имел чутья. Это у меня теперь все выработалось. Ты меня не стращай тетушкиными сказами!.. Железо я возьму».

«Ну-ну, попробуй! – ядовито похохатывал в Григории насмешник. – Ты ведь всегда горячо берешься! И распухаешь от ревматизма, или треплет тебя малярия, как тогда в Баренях. Я ведь твою натуру хорошо знаю».

«Ничего не знаешь! Я никогда еще не отступался от того, что начинал. Скажи: на какое дело, на какие горы я махнул рукою? Где я работу не довел до конца? Ну?»

«Эх, как ты расхвастался!.. Можно подумать, что ты прожил сто лет, – язвил все тот же насмешливый голос. – Ты еще только начал свою деловую жизнь и уже фанфаронишь. Все впереди! Не торопись. Вот я возьму да испытаю тебя в Приречье. Что ты тогда запоешь? Ранний звон хуже обедни. Вот так-то!»

Григорий зло засопел. «Лучше спать, – подумал. – Мне еще и черти покажутся от таких размышлений».

«Что дрожишь? – подзадоривал второй. – Нет. Ты не уснешь. Не-ет. Уж я-то тебя знаю. Ты сейчас будешь думать, каким направлением идти дальше. В твоем распоряжении только двадцать один день!.. Это так мало! Ведь ты еще сам не уверен, правильное ли ты направление взял. Вышел на сопку Большого Козла, а думаешь о вонючей речушке Болотной. Ты еще долго не уснешь!»

Но Григорий все-таки уснул. Тяжелым сном, с дурными сновидениями. То ему снилось, что он уже вырыл шурф. И такой глубокий, что никак не может вылезть из него. То этот глубокий шурф превратился в какую-то надземную трубу, и он смотрит через эту трубу в даль Приречья, словно железо висит в воздухе. То ему примерещилось, будто волкодав откусил себе язык и прыгал на трех лаптях вокруг костра, брызжа кровью. Но самое страшное и приятно неожиданное явилось ему в полночный час… К костру подошла Юлия в своей шинели, в сбитых туфлях. Простоволосая, кудрявая и смеющаяся. В руках она держала помятый маленький чемодан.

– Иззябла я в дороге, – певуче сказала Юлия, греясь у костра. – А тут у тебя такой костер!.. Так тепло! Это и есть Приречье? Интересно! Я что-то начинаю понимать.

– Лучше не понимайте, – остановил ее он.

– Почему же? – удивилась Юлия, поднимая надломленные брови. – Ну, хорошо… Я тогда уйду. Я уйду. – И она заторопилась, встала от костра и, пряча красные руки в обтрепанные рукава шинели, пошла снегом вдоль сопки.

– Юлия, Юлия, вернись! – позвал ее Григорий. – Останься, что же ты? Ты меня совершенно не понимаешь!.. Черт знает что получается! Я не умею выразить, Юлия. Я люблю тебя. Тебя одну! Только тебя!

Юлия остановилась и погрозила пальцем.

– А Катерина? – и еще раз погрозила пальцем и пошла.

Но кто это с нею, тот русый в кителе? Это он, Федор! Вот они танцуют вальс и все уходят дальше и дальше…

– Юлия!.. – страшным голосом позвал Григорий и проснулся.

Вылез из спального мешка. Волкодав непонимающе посмотрел на хозяина и, лениво встав, ушел от входа в шалаш.

Костер обуглился. Вокруг лежали недогоревшие черные пни. Над Приречьем северный ветерок рвал нависшие тучи. Кое-где проглядывали звезды, холодные и блестящие, как драгоценные камни. Григорий сел на пень, широко расставив ноги, обутые в меховые унты, бросил на тлеющие угли охапку сухих веток и остановившимися глазами долго смотрел на разгорающийся костер.

…Первый шурф на сопке Большого Козла оказался пустым. На третий день разведки Григорий взял направление к речушке Орлянке.

5

Приземистый, плечистый, в солдатской короткой шинели, бывший фронтовик Иван Румянцев пришел в студию к Юлии Чадаевой позировать для этюда ее картины «На линии обороны». Юлии все еще не удалось написать сержанта у пушки, и она решила написать этюд с натуры. Прежнего каменного сержанта на картине она тщательно загрунтовала.

Иван Румянцев хозяйским, неторопливым взглядом осмотрелся вокруг и, кивнув головой на гипсовую Венеру Милосскую, добродушно усмехаясь, проговорил:

– Встречал такую.

– Кого? – спросила Юлия.

– Венеру. Под Курском захватили мы штабную машину немецкого генерала, и вот в ней была Венера. Краденая, по всем статьям. Тогда я не понимал, что это за изображение. Был у нас в части умный человек, политрук Ананий Николаевич Рощин. Он и рассказал нам, что это за Венера.

Румянцев насупил черные брови и уселся на предложенный Юлией стул.

– И вот подумайте, – строго продолжал Румянцев, – такую Венеру немецкий генерал вез в ящике, обложенную ватой. Как бы не разбить, знаете ли! А живых Венер в гроб загонял на каждом шагу.

Иван Румянцев замолчал, не торопясь свернул махорочную цигарку и приготовился слушать наставления Юлии.

– Представьте себе, – начала Юлия, подготовляя Ивана Румянцева к позированию. – Встаньте вот так… Хорошо. Вообразите, что вы стоите на холме у противотанковой пушки. Эта пушка в полной исправности. Но снарядов нет. Идет бой. Вокруг вас рвутся снаряды. И вот как бы через улицу вы видите «тигра». Немецкий танк…

– Знаем мы этих «тигров»! – пробурчал Иван Румянцев.

– И хорошо, что знаете. Вас у пушки трое. Один из вас ранен. Он лежит на окровавленной шинели и тоже видит грохочущий, дышащий смертью «тигр». Вы командир орудия. Старшина, допустим. Второй ваш помощник – сержант, этакий маленький белобрысый молодой солдат. Помощь вам подать невозможно. Отступать вам нельзя. Приказано стоять насмерть. Вы имеете пистолеты, винтовки. Но что это против «тигра»?

– И то сила, – весело сказал Иван Румянцев.

– Ну да, сила. Но «тигр» бронированный. «Тигр» вооружен пушкой, пулеметами! Вы это понимаете? Наклонитесь вот так, на колено. Ага! Немножко левее. Держитесь этой рукой за стул как за воображаемую пушку.

– Как это можно? – удивился Иван.

– А почему нельзя?

– Да ведь в правой руке у меня должна быть винтовка, и я должен приноровиться, как бы пулю заслать в щель танка, и сержант то же