Княгиня Ольга. Святая воительница - Андрей Богданов

Помимо характерного именно для славян трупосожжсния, на решительное преобладание в среде русов восточнославянской культуры указывает поведение их женщин. Скандинавские дамы даже не думали кончать с собой при смерти мужа. В то же время о славянах ещё в VI в. византийский поенный трактат "Стратегикон" говорил: "Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считает смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь". На могиле руса у ибн Фадлана дама была именно удушена. Писавши!! почти в одно время с ним Ибн-Русте тоже говорит о добровольном удушении славянских жен:

"Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать, больше или меньше, мёда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец (веревки) завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью убирают из-под неё, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает".

Ту же самую картину археологи наблюдают в дружинных курганах, покрывших всю Древнюю Русь в IX–X вв., до Крещения Руси Владимиром Святым и распространения христианского обряда погребения князей, воевод и дружины. В знаменитых Гнёздовских курганах женщина, сопровождающая мужа в загробный мир, — обычное дело. И не надо вспоминать о скандинавских фибулах-черепашках: парных застёжках женского костюма скандинавки, находки которых вроде бы говорят о поселении на Руси скандинавских женщин. Из сотен курганов они есть всего в 20, причём в 16 встречено по одной фибуле (так их было носить со скандинавским костюмом нельзя), а в одном — четыре (явный перебор). То есть скандинавки если на Русь и приезжали, то по-скандинавски на Руси себя не вели. В курганы уходили с любимыми славянские девушки, которым мужчины дарили добытое в походах серебро. На Руси женщины аналогично кончали с собой в Тимирёвских, в Черниговских, Шестовицких и т. д. курганных комплексах. Это поведение женщин на Руси служит абсолютно верным признаком разграничения русской и скандинавской культур.

При этом все авторы, начиная с создателя "Стратегикона", подчёркивают добровольность женского самопожертвования, — это было отнюдь не убийство рабыни! Но ведь славянская девушка могла влюбиться и в скандинава, резонно скажете вы, особенно в удачливого воина и купца, приносящего шелка и серебро. Да, вполне могла! Столь же резонно отвечу я, тем более что "чистые" скандинавы в ранних русских дружинах присутствовали и кому-то свою добычу должны были приносить. Только большинства, как думают норманисты, или даже существенной части воинов-купцов они не составляли.

Пример соотношения разных этнических элементов среди руссов дают ранние дружинные курганные комплексы. Самый большой из них находится в Гнёздове под Смоленском, где на пути "из варяг в греки" во второй половине IX в. возник перевалочный пункт воинов-купцов. "Не вызывает сомнения полиэтничность населения, составившего Гнёздовские поселения и могильники", — пишет выдающийся археолог В.В. Седов. Доминировали в дружине славяне, прежде всего местные смоленские кривичи, но также представители других союзов племён и переселенцы из Дунайских земель. Кроме них присутствовали балты, не вполне ассимилированные на этих землях славянами. "Отчётливо выделяется и скандинавский этнический элемент. Типично скандинавскими были погребение умершего в ладье, помещение железной гривны с молоточками Тора на остатки погребального костра или в урну с остатками кремации, а также захоронение в убранстве с парой скорлупообразных фибул. Согласно наблюдениям Д.А. Авдусина, среди 950 курганных захоронений, раскопанных в Гнёздове, скандинавскими можно считать примерно пятьдесят"^[123].

5—6 % скандинавов в той среде, которая и формировала Древнерусское государство, — явно маловато для идеи "цивилизования" Руси дикими северными варварами-викингами. При этом "чистые" скандинавы выявляются в основном в курганах второй половины IX в. (где их доля несколько выше), а в X в. скандинавские археологические маркеры стираются до того, что даже северный обряд захоронения в ладье уже не зависит от племенного происхождения покойного. Он понравился самым знатным воинам и стал их привилегией. Ту же примерно картину археологи обнаружили в Ростовской и Ярославской земле, в курганных комплексах, поселениях и кладах Великого Волжского пути: Тимирёвском, Михайловском и Петровском. В них господствовал обряд трупосожжения, похоронены были в основном славяне и культурно смешанные с ними финно-угры. "Несомненен в этих памятниках и скандинавский этнический элемент, — пишет В.В. Седов, — вещи североевропейского происхождения встречены и в курганах, и в культурном слое Тимирёвского поселения. Единичные собственно скандинавские захоронения с характерными особенностями похоронного ритуала и набора вещей относятся лишь ко второй половине IX в. В погребениях X в. скандинавские вещи нередки, но норманнские черты обрядности в большинстве случаев оказываются стёртыми". Иными словами, скандинавы в русских дружинах присутствовали, хотя и в небольшом числе, но быстро растворялись среди славян.

Ту же картину рисуют археологические памятники южной Руси: курганные комплексы в окрестностях Чернигова, поселение и могильник Шестовицы (ниже Чернигова по реке Десне), некрополи Киева, Изборска, Пскова, раскопки Старой Ладоги и др. древнерусских городов. Полиэтничное дружинное сословие, согласно этим данным, формировалось прежде всего из всех племён восточных славян и финно-угров с добавлением западных и южных славян, скандинавов, тюрков, венгров и разнообразных по происхождению воинов Хазарского каганата. Их предметный мир, наличие в котором скандинавских вещей так взбудоражило некогда норманистов, формировался в основном из славянских артефактов, среди которых присутствовали добыча и товары с Балтики, из Германии, Великой Степи, Византии, Средней Азии и даже Дальнего Востока. Кстати, складные весы и гирьки, указывающие на занятие торговлей, присутствуют во множестве могил древних русов, причём 34 % этих находок — в могилах с оружием^[124].

Эти данные отнюдь не означают победу антинорманистов, которые упорно искали, но так и не нашли племя "русь" среди восточных славян. Даже В.В. Седов, предпринявший наиболее серьёзное исследование этого вопроса применительно к археологическим культурам при поддержке солидного исследования гидронимов, проведённого видным лингвистом О.Н. Трубачёвым^[125], убедительных доказательств наличия славянского племени "русь" привести не смог. И свести на нет роль скандинавов, которые, как мы видели, явно, хоть и в небольшом числе, присутствуют в русских дружинах с середины IX в., никому из антинорманистов не удалось. Ведь тот же красивый похоронный обряд в ладье, который так поразил ибн Фадлана, понравился и разноплемённым русским воеводам, в X в. "зарезервировавшим" его для себя. Балтийские морские разбойники, безусловно, внесли заметный" вклад в формирование культуры полиэтничного воинского сословия, даже стимулировали его появление. Недаром Никон Великий написал, что вся история появления Древнерусского государства началась с изгнания разбойников-варягов за море. Которое завершилось тем, что часть их вновь призвали на Русь, чтобы служить ей.