Моя скандальная няня - Сьюзен Хансен

К началу второй недели января я поняла, что никогда не смогу набраться храбрости и заявить: «Я увольняюсь».

Мне нужно было с кем-то посоветоваться. Я позвонила Мэри, очень опытной и проницательной инструкторше, с которой я сблизилась в институте. Она, как обычно, терпеливо слушала меня, в этот раз почти час.

— Сьюзи, — сказала она, — ты не обязана оставаться на этой работе, ни при каких обстоятельствах.

Это запало мне в голову. Она была права.

Уже на следующий вечер, около десяти, я сидела на своей кровати и по телефону жаловалась Мэнди. Вдруг кто-то постучал в мою дверь. Я замерла. Это могла быть только Джуди — ни Делма, ни Кармен не отваживались ночью ходить по дому. Однако Джуди почти никогда не заходила в мою комнату. Она считала важным предоставлять мне возможность уединения, и я это очень высоко ценила. Слышала ли она разговор? Я убеждала себя, что вряд ли, начисто забыв про результаты эксперимента.

— Войдите, — тихо произнесла я, натягивая одеяло поверх пижамы.

Дверь открылась.

— Я прощаюсь, — сказала я в трубку. — Джуди здесь.

— О мой Бог, почему?

— Поговорим завтра, — ответила я спокойно.

— Что она говорит? У тебя неприят…

— Ладно. Пока!

Я положила трубку, не дослушав.

Джуди села напротив. Мое сердце бешено колотилось, в голове был туман. Почему, черт возьми, она явилась сюда? Что, ради всего святого, она собирается мне сказать?

— Не возражаешь, если мы поговорим? — начала Джуди.

— Нет, конечно, — ответила я нерешительно.

— В последнее время, я заметила, тебя что-то беспокоит. Что-то не так?

Ага, вопрос прямо в лоб. Неужели она могла что-то заметить? Стала ли я вести себя по-другому? Я не очень хорошо понимала, что сказать, но это не имело значения, потому что она не стала ждать ответа.

— Знаешь, я была очень расстроена, когда ты забыла про комбинезон. Но оказалось, эта оплошность тебя вовсе не волнует.

И в эту долю секунды, не успев подумать, я заговорила. Вернее, слова сами вырывались у меня:

— Я здесь несчастна. Я решила уволиться, вот что со мной происходит! Я работаю почти двадцать четыре часа в сутки. И даже не могу покидать дом по вечерам. Я не хочу продолжать жить так. У меня нет никакой личной жизни, только работа.

«О Господи. Что я несу?»

Она выглядела ошеломленной. Неловкое молчание повисло в комнате. Она хмуро смотрела на меня, и ее дыхание участилось. Я вся сжалась. Что она скажет? Мне хотелось заткнуть уши руками. Комок в горле достиг размеров бейсбольного мяча.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Джуди брезгливо и, не ожидая ответа, продолжила: — А что, по-твоему, должна делать няня, Сьюзи?

«Думаю, некоторые из них работают только девять-десять часов в день». Однако у меня не хватило смелости произнести это вслух.

— Я думаю о том, чтобы уволиться, — пробормотала я глупо, на тот случай, если она не расслышала в первый раз.

— Мы так много делаем для тебя. Думаю, ты не понимаешь этого, — сказала она, качая головой.

— Джуди, я очень ценю все, что вы сделали для меня.

Она закатила глаза: «Да, как же… Так я тебе и поверила».

— Мне очень плохо, и мне очень жаль, — произнесла я с чувством. — Но я просто несчастна тут.

— О чем ты говоришь? Ты собираешься вот так просто взять и уйти? Завтра? — спросила она с явно выраженным сарказмом.

«Бог мой, я никогда не смогла бы поступить так с детьми».

— Нет, конечно, нет! Я останусь до тех пор, пока вы не найдете кого-то другого.

— Как это похоже на тебя! Я всего лишь хотела сказать, что мне в тебе не нравится, а ты сразу и увольняться…

«Погоди-ка, что?»

Беседа развивалась слишком быстро.

«Похоже на меня» — в чем? Как будто каждый раз, когда мне делали выговор, я грозила увольнением? Я ни разу не произносила ничего подобного.

— Жаль, что я не знала о твоих замыслах до того, как выдала тебе рождественское вознаграждение.

При этих словах она испустила глубокий театральный вздох, встала, повернулась и покинула комнату.

Я свернулась в клубок под одеялом, от ужаса у меня свело живот. А когда я услышала, как Майкл в тот вечер вернулся домой, меня прошиб пот. Я слышала сердитый голос Джуди. Очевидно, она не ложилась, чтобы поговорить с ним, чего обычно не делала. Плохой знак. Я не слышала, о чем они говорят, только приглушенный звук голосов.

Однако больше в тот вечер никто в мою дверь не стучался. Мои муки затянулись, и две следующие ночи я почти не спала. Конечно, Майкл захочет поговорить со мной! Но когда обрушится этот удар? Я была более чем уверена — он взорвется, как вулкан. Мысленно я пыталась репетировать эту сцену, играя обе роли. Я приняла всю вину на себя. Я задавала себе вопрос: не должна ли я вернуть рождественское вознаграждение? Но самой большой печалью были дети. Я ощущала нежность и привязанность к Аманде, я сочувствовала маленькому зверьку Джошуа и тревожилась за него больше, чем он мог себе представить. Но любовь, которую я испытывала к Брэндону, была не сравнима ни с чем.

Как отразится на нем мой отъезд? Ведь я была первым человеком в его жизни, кто о нем заботился. Будет ли он чувствовать то же самое, что и ребенок, воспитанный матерью, если бы она вдруг неожиданно исчезла? Надеюсь, нет. Я не смогла бы жить с такой виной. Я хотела, чтобы он продолжал смеяться — единственный из всей семьи, кто смеялся настоящим искренним смехом, признак настоящего счастья. Но самая горькая мысль, которая проскакивала в моей голове, что, может быть, по мне вообще не будут скучать; Летиция, Сьюзи, кто-то еще… длинный ряд нянь. Будет ли Брэндон помнить, что я вообще когда-либо существовала? Я могла стать всего лишь точкой на экране радара его жизни.

Сегодня позвонил Мэджик Джонсон^[95]. Я все время думала, что встреча с ним будет замечательным моментом в моей жизни. Однако нет. Меня обуревают совсем другие чувства. Но я должна быть деловой и равнодушной. Стресс не стоит того. Отказ от радости не стоит того. Деньги, которые я зарабатываю, несомненно, не стоят того. И все же я очень боюсь, что проявлю слабость и безволие, когда наконец встречусь с Майклом.

Следующие два дня я действовала с большой осторожностью, ожидая, что король подаст сигнал человеку в капюшоне опустить тяжелый металл. Однако ничего не происходило. В среду утром ко мне подошел Майкл и спокойно попросил меня присесть. Уверена, даже через футболку он видел, как трепыхается мое сердце.