Падение Порт-Артура - Александр Широкорад

Макаров отдавал должное Японии: «В Японии уже пять столетий нет ни одного неграмотного. О таком народе нельзя сказать, что он не просвещен. Из поколения в поколение японцы и китайцы привыкли учиться, вот почему японцы так быстро научились всему европейскому в такой короткий срок».

На записку Макарова управляющий Морским министерством адмирал П.П. Тыртов наложил длинную резолюцию, где обвинил Степана Осиповича в паникерстве. Среди прочего в резолюции было сказано: «…не могу не обратить внимания адмирала Макарова на его несколько пессимистический взгляд на оборону Порт-Артура».

Военный министр генерал А.Н. Куропаткин в докладе царю в августе 1903 г. писал совсем другое: «Укрепления Порт-Артура приходят к концу и сделают его при достаточном гарнизоне и запасах неприступным с моря и с суши. Гарнизон Квантуна усилился в значительной степени. Запасы доведены до годовой порции. Ныне можно не тревожиться, если даже большая часть, например, японской армии обрушится на Порт-Артур. Мы имеем силы и средства отстоять Порт-Артур, даже борясь одни против 5–10 врагов… Дальнейшие работы дадут возможность найти безопасное убежище всей нашей Тихоокеанской эскадре. Уже и ныне эта эскадра может смело мерить свои силы со всем флотом Японии с надеждою на полный успех. Таким образом, Порт-Артур, обеспеченный с моря и с суши, снабженный сильным гарнизоном и поддержанный могущественным флотом, представляет вполне самостоятельную силу. Запасов собрано столько, что наши войска успеют собраться в Маньчжурии, нанести решительное поражение противнику и освободить осажденный или блокированный Порт-Артур. Два года назад, даже год тому назад, мы могли тревожиться оторванностью Порт-Артура от России и Приамурья. Теперь можно и не тревожиться» [64. С. 35]. И Куропаткин предложил сократить расходы на оборону Дальнего Востока. А вот 5 ноября 1903 г. начальник временного военного штаба наместника на Дальнем Востоке генерал-майор В.Е. Флуг подал доклад наместнику Алексееву, где говорилось: «Объявив войну России, Япония может:

ограничиться прочным занятием Кореи;

заняв Корею попутно, для подготовки там базы, направить главный удар на наши войска в Южной Маньчжурии и крепости Порт-Артур;

главный удар направить на крепость Владивосток и Южно-Уссурийский край.

Одновременно с одной из этих главных операций может быть предпринята диверсия, с целью овладения островом Сахалин, устьем Амура и т.п.

Для борьбы с Россией Япония, как ниже изложено, может перебросить на материк в первой половине второго месяца 10 дивизий — 130 батальонов, 46 эскадронов, 576 орудий. Против этих сил мы можем выставить (кроме гарнизонов крепостей) 77 батальонов, 75 эскадронов и сотен и 184 орудия войск Дальнего Востока, которые могут быть сосредоточены не ранее начала третьего месяца.

Это указывает, что в первый период кампании перевес в силах и преимущество во времени будут на стороне японцев. Только притянув подкрепления из Западной Сибири и Европейской России, что может быть закончено не ранее начала седьмого месяца, мы можем сосредоточить превосходные силы.

Ограничиваясь занятием Кореи, японцы дадут нам возможность спокойно и безопасно сосредоточить превосходные силы. Только при энергичном наступлении с начала кампании они могут рассчитывать одержать успех над более слабыми, не закончившими сосредоточения нашими войсками, почему, разбирая условия нашего сосредоточения, полагаю необходимым исходить из того случая, когда японцы перейдут в наступление».

Из этого доклада непосредственно следует, что русские войска будут разбиты в Маньчжурии, если японцы не засядут эдак на шесть — восемь месяцев в Корее, т.е. если их генералы окажутся полными идиотами.

В том же докладе говорилось: «Согласно заключению начальника временного морского штаба вашего высокопревосходительства, при настоящем соотношении сил нашего и японского флотов возможность поражения нашего флота не допускается; раз же наш флот не разбит, высадка японцев в Инкоу и в Корейском заливе немыслима. Ввиду этого заключения контр-адмирала Витгефта, принятого по указанию вашего высокопревосходительства за основание при составлении плана стратегического развертывания войск Дальнего Востока, надо допустить, что высадка японцев может последовать: на западном берегу Корейского полуострова не ближе Цзинампо (Цинампо) или же на юго-восточном и восточном берегах этого полуострова».

Оценим наглость контр-адмирала Витгефта — «возможность поражения нашего флота не допускается».

Далее из большого и обстоятельного доклада следует выделить любопытный момент, где говорится о предполагаемых темпах движения японских войск в Корее: «Все эти направления проходят по местности гористой (исключая направление Аньдунсян — Порт-Артур), со слабо развитой сетью дорог, которые находятся большей частью в первобытном состоянии; при таких условиях средний суточный переход едва ли может быть более 12–15 верст. Если допустить даже, что японская армия будет наступать со скоростью 15 верст в сутки, то к р. Ялуцзян (у г. Ыйчжю) она может быть сосредоточена при высадке у Пусана (Фузана) — через три месяца; при высадке у Цзинампо (Цинампо) — в конце второго месяца». Стоит запомнить эти цифры, они пригодятся, когда мы будем говорить о бое «Варяга» в Чемульпо.

А между тем 23 декабря 1903 г. Япония в ультимативной форме потребовала не только усиления своего протектората в Корее, но и выдвинула свои претензии на Южную Маньчжурию. В японской прессе развернулась беспрецедентная кампания против России. Барон Шибузава на собрании в клубе столичных банкиров заявил: «Если Россия будет упорствовать в нежелании идти на уступки, если она заденет честь нашей страны, тогда даже мы, миролюбивые банкиры, не будем в силах далее сохранять терпение: мы выступим с мечом в руке». На страницах газеты «Ници-Ници» появился лозунг: «Бейте и гоните дикую орду, пусть наше знамя водрузится на вершинах Урала».

Отношение же Николая II к дальневосточному кризису было более чем легкомысленным. Царь храбрился и называл японцев «макаками». Он громогласно заявлял, что у Японии-де и войска настоящего нет, а в случае начала войны от японцев мокрое место останется. Дело дошло до того, что царь заявил японскому послу: «Япония кончит тем, что меня рассердит».

Министр внутренних дел Плеве страстно желал «маленькой и победоносной войны» для обуздания врага внутреннего в империи. В тон царю и министрам подпевала и пресса. Так, летом 1903 г. газета «Новое время» писала: «…для Японии война против нас означает самоубийство». Военные приготовления велись вяло и нерешительно.

А поздней осенью 1903 г. Николай II подумал и решил… поехать с женой в гости к ее родственникам в Дармштадт. За компанию царь берет с собой военного министра и министра иностранных дел, а также группу генералов из своей военно-походной канцелярии. Историк М.К. Касвинов писал: «Эта группа сопровождающих поселяется во дворце герцога (брата царицы). С их помощью Николай пытается из Гессена руководить как делами империи вообще, так и в особенности действиями своего наместника на Дальнем Востоке Алексеева.

Для Вильгельма, напрягавшего в те дни все усилия, чтобы связать Россию вооруженным конфликтом на Дальнем Востоке, появление русского центра власти на германской территории было даром неба. На глазах у его разведки и Генерального штаба ежедневно проходил поток секретной информации на восток и обратно. В герцогском дворце, кишащем шпионами кайзера (и первым среди них был сам гостеприимный хозяин), царские офицеры день за днем обрабатывали штабную документацию, шифровали приказы и директивы, расшифровывали доклады и донесения, поступавшие из Петербурга, Харбина, Порт-Артура. Изо дня в день немецкие дешифровалыцики клали кайзеру на стол копии перехватов. Он был в курсе всех замышляемых ходов и маневров царского правительства на Дальнем Востоке, включая передвижение и боевую подготовку вооруженных сил. Вся переписка Николая оказалась перед Вильгельмом как открытая карта.