Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров

Прозвучала барабанная дробь, и Осман вышел в центр танцевальной площадки «Максима». Произведенное им впечатление было необычайным благодаря костюму – яркому тюрбану, коротким мешковатым штанам, ятагану, заткнутому за пояс украшенного вышивкой кафтана – и контрасту между его огромным телом и маленьким сазом. Впервые турецкий народный артист появился в ночном клубе Пера. Началась виртуозная импровизация («кошма») – Османа слушали завороженно, едва дыша. По окончании выступления воцарилась такая тишина, что «можно было услышать жужжание комара», как вспоминал Адиль; затем грянули аплодисменты. Осман ответил на них спокойным, величественным поклоном, как будто всю жизнь играл для важных гостей-иностранцев. После сигнала руководителю оркестра, тут же заигравшего мотив зейбека, Осман вытянул руки и пустился в пляс, дополняя танец ловкими движениями, каких даже Адиль прежде не видел. Когда танец был окончен, публика вновь взорвалась аплодисментами. Жена адмирала Бристоля подошла к Осману и пригласила его за столик. Демонстрируя светские манеры, которых никто от него не ожидал, старик подал даме руку и проводил ее на место – к восторгу всех присутствовавших в «Максиме». Когда ему предложили шампанское, он не отказался от него как мусульманин, а поднес бокал к губам и сделал пару маленьких глотков, прежде чем поставить его на стол. Ему предложили сигарету, и он закурил, а докурив, вежливо попросил разрешения уйти.

* * *

Элегантный, недешевый «Максим» занимал в списке развлечений, популярных среди туристов в Константинополе, одно из первых мест. Но в городе было много заведений другого уровня, как иностранных, так и местных, – было из чего выбрать человеку эклектичных вкусов и не слишком строгих правил. Некий американский морской офицер рассказывал, что когда он зашел в один русский ресторан, где «официантками служили сплошь русские беженки, явно выбранные за свою приятную внешность», метрдотель, человек «с черной бородой, похожий на Распутина», повторял: «Вы вольны шалить, как вам заблагорассудится». Клуб Вертинского «Ля роз нуар», где главным официальным развлечением было его пение, закрыли, – по слухам, после полицейской облавы, в результате которой там «обнаружили огромное количество кокаина и стопроцентную заболеваемость сифилисом среди работниц и артистов». Существовали и экзотические «восточные» развлечения, такие как «верблюжьи бои» – животных держали на ипподроме при казармах Макмахона на площади Таксим, недалеко от «Максима».

Кроме того, американские туристы воспринимали как развлечения и некоторые турецкие культурные традиции и ритуалы османского двора, что сохранились под союзнической оккупацией. Еженедельное церемониальное шествие султана в мечеть для отправления обряда собирало толпы зрителей в силу величественности этой картины: выстроенная в линию дворцовая охрана в ярко-красной форме, богато наряженные кавалеристы в красных брюках, гусарских мундирах и каракулевых папахах и с красно-зелеными вымпелами на пиках, султанские лошади в тигровых шкурах и упряжи, украшенной серебром. Особенной популярностью у туристов пользовались дервиши – суфийские аскеты, чем-то похожие на «западных» монахов. Их религиозные практики, варьирующиеся в зависимости от принадлежности к тому или другому течению, включали в себя знаменитое, похожее на танец, «кружение», а также форму коллективной молитвы, которую надменные иностранцы называли «воем». Были еще жуткие формы умерщвления плоти, когда человек прижигал свое тело раскаленным железом, бил себя саблей или металлическим шаром с шипами или даже пронзал кинжалом обе щеки.

Но, пожалуй, самым необычным развлечением в Константинополе были «тараканьи бега», придуманные русскими. Пытаясь взять под контроль азартные игры в городе, в апреле 1921 года союзнические власти запретили азартную игру лото, которую русские беженцы развели по всему Пера. В поисках нового источника дохода некто особенно предприимчивый додумался устраивать гонки с участием широко распространенных насекомых. Они спросили разрешения у главы британской полиции, который, будучи «настоящим спортсменом», охотно его дал. Тогда они нашли просторное, ярко освещенное помещение, поставили в центре огромный стол и покрыли столешницу дорожками, разделенными низенькими барьерами. Реклама нового «кафародрома» – от французского «cafard», то есть «таракан» – была расклеена по всему району. Публика хлынула. Мужчины с лихорадочно горящими глазами и женщины с раскрасневшимися лицами толпились вокруг стола, завороженные видом огромных черных тараканов. У каждого было имя: Мишель, Мечта, Троцкий, Прощай, Люлю. Звон колокольчика оповещал о начале забега. Выпущенные из своих «стартовых боксов» – ящиков из-под сигар, тараканы бежали вперед, волоча за собой крохотные двуколки из проволоки; некоторые из них, ослепленные ярким светом, к отчаянию болельщиков, застывали на месте, неуверенно шевеля усиками. Те же, кто достигал финиша, получали в награду черствые крошки торта. Выигрыш на тотализаторе мог достигать 100 т. ф. – то есть в сегодняшних деньгах нескольких тысяч долларов. Успех первого «кафародрома» был столь велик, что в Пера и Галате стали появляться все новые «беговые дорожки», и молва о них дошла до Стамбула и даже Скутари. Некоторые из организаторов быстро разбогатели и подумывали о том, чтобы перебраться в Париж и начать там новую жизнь. Если были деньги, можно было купить фальшивый паспорт, а если имущество было нетрудно перевезти и в межсоюзнической полиции о тебе не знали, можно было сесть на корабль и бежать.