Казачество в Великой Смуте. От Гришки Отрепьева до Михаила Романова - Александр Широкорад

С конца 1612 г. по весну 1617 г. польские королевские войска не вели крупных наступательных операций против государства Московского. Однако по всей стране шла война с бандами поляков и казаков. Вся Русь была в огне войны — от Соловков до Астрахани и от Смоленска до Казани. Были волости, где бои шли более активно, но волостей, где царил бы мир и порядок, практически не было.

Ряд историков называют события 1613–1618 гг. гражданской войной. Действительно, по количеству участников боевых действий и их регулярности, числу разоренных городов, убитых и раненых людей эта война превосходит войны Ивана Болотникова, Степана Разина и Емельяна Пугачева. Но в отличие от иных гражданских войн на Руси или, к примеру, в Англии в середине XVII века, единое командование, единую идеологию и единую цель в войне имела только одна сторона — московское правительство.

До 1612 г. у ляхов и казаков было знамя — все время воскрешающийся царь Дмитрий Иоаннович. Сейчас же этого знамени не стало, Маринкин «воренок» серьезным кандидатом на престол не был. Теперь ни у поляков^[99], ни у казаков не было единого командования. Каждый воевал сам по себе. Уже не было никакого идеологического прикрытия — ни царистского, ни «антикрепостнического», о котором так много писали совковые авторы. Грабь, жги, убивай — вот единственные лозунги польско-казацких отрядов. Я недаром поставил не запятую, а дефис между поляками и казаками. Почти в каждом отряде, действовавшем в России под командованием польского шляхтича, состояли казаки. Причем часто они составляли большую часть банды.

Рассказ о том, что происходило на просторах России в 1613–1618 гг., не уместится и в нескольких томах и будет представлять интерес лишь для узких специалистов, поэтому я остановлюсь лишь на более ярких и важных эпизодах.

Начну с русского Севера. Туда еще летом 1612 г. Трубецкой послал из-под Москвы девять станиц казаков в погоню за черкасами, то есть малороссийскими казаками, грабившими северные местности. Не исключено, что князь Дмитрий Тимофеевич просто пожелал избавиться от наиболее буйных станиц. Тем более что шансов поймать черкас у них практически не было. Узнав об «избрании» на царство Михаила, эти девять станиц, всего около тысячи человек, попросили Москву прислать к ним воеводу, чтобы тот привел их к присяге новому царю и повел воевать, то есть грабить окрестности Новгорода.

Однако бояре приняли решение отправить их во Псков, который оказался тогда под угрозой шведского нападения. В Москве понимали, что это вряд ли придется по вкусу казакам, и возникла большая трудность в назначении воеводы: «Никто из знатных бояр не хотел идти с ними за начальника»^[100]. Сперва возглавить войско и привести его к присяге поручили простому дворянину Владимиру Аничкову, и только через месяц, в Неделю жен-мироносиц (18 апреля), уже сам царь (а точнее, его мама) назначил в этот поход более знатного человека — стольника князя Семена Васильевича Прозоровского.

Из Ярославля вместе с Прозоровским выступили казачьи станицы атаманов Ивана Микулина, Добрыни Степанова и Максима Чекушникова, а из Белоозера прибыли казаки Федора Аршина и Ивана Анисимова. Из Москвы в поход отправились 200 казаков атамана Астафия Петрова. Все эти лучше обеспеченные станицы Второго ополчения («полка князя Пожарского») составили необходимый противовес остальным самовольным отрядам и опору для царского воеводы: какие-то из них и прежде входили в «княж Семенов полк Прозоровского».