Повседневная жизнь старообрядцев - Кирилл Кожурин

Такова была блаженная кончина этого удивительного человека, патриарха «странствующей Церкви». Всего на земле прожил он 95 лет, в странстве же прожил 78 лет. Он любил повторять своим духовным чадам: «Помните, братие, и не забывайте никогда, что хорошему везде хорошо; если же что бывает не так, то это от нас самих сие бывает». Учил также и послушанию. Инокиня Раиса вспоминает такой случай: старец сделал своим духовным чадам замечание за неисполнение какого-то приказа, а они не хотели, вернее, не догадались вовремя извиниться, промолчали. Тогда он ушёл в комнату и закрыл за собою дверь, и виновные поняли, что он был оскорблён их упрямством. И тогда они стали долго прощаться, кланяться в землю, а когда он простил их, то сказал: «Если бы вы вовремя сказали одно слово — прости — и оно было бы дороже этих ваших многих поклонов».

«Все его добрые наказания мы с любовию принимали, потому что они исходили у него от чистаго сердца, а не от высокомерия и власти. В одно время я, грешная, просила его помолиться за меня, чтобы мне Господь помог хорошо прожить в странстве. Он сказал мне: “Будешь внимательна сама к себе — Бог поможет, и проживёшь”. И так, мои духовныя чада, будем помнить наставления и жизнь наших духовных отцов. Будем подражателями ихнему образу жизни, и за ихние молитвы и нам Господь поможет пожить богоугодно и получить будущее блаженство со Христом… Вот я, ничтожная ученица великаго отца и пастыря, что запомнила из многаго немногое, то кратко написала для последующих родов»^[142],— так заканчивает инокиня Раиса своё повествование об отце Никите Семёновиче.

В те же годы, когда образовалось согласие «статейников», среди странников возникли и споры о браке. Поскольку странничество представляет собой крайнюю степень отрицания мира и всего мирского, то оно подразумевает строжайший аскетизм, включая безбрачие. По сути, каждый странник — это инок, для которого семейная жизнь в принципе невозможна. Строгие страннические уставы подразумевали особо тяжёлые наказания за нарушение седьмой заповеди. Однако часть странников со временем приняла поморское учение о браке и стала совершать у себя бессвященнословные браки по образцу поморцев — под условием взаимного обета верности и при пении молебна. Так образовалось согласие брачных странников, которые признавали возможным жить брачной жизнью и в странстве. Первыми проповедниками брачной жизни среди странников стали Мирон Васильев из Пошехонского уезда и Николай Касаткин из Череповецкого уезда. В своё оправдание они ссылались на тех первых христиан, которые, скрываясь от гонителей в пустыне, продолжали и там вести брачную жизнь. В 1870-е годы ревностным апологетом брачного учения среди странников выступил крестьянин Новгородской губернии Михаил Кондратьев. Вместе с тем с середины XIX века в большинстве страннических общин начался постепенный переход от учения о чувственном антихристе к учению о духовном антихристе. Кроме того, происходил отказ и от идеи бегства в «чувственную пустыню». Возникла такая форма скрытничества: трое-четверо странников приобретают общий дом, где двое становятся «видовыми», а двое — истинными христианами странствующими.

Как видим, и со странниками повторилась та же история, что в своё время произошла с филипповцами. Начались послабления, компромиссы, а за ними — и постепенное обмирщение церкви, отход от первоначальных принципов. Однако были и здесь свои «крепковеры». Наиболее последовательными странниками оказались так называемые пустынники, или пещерники. От странников они отличались более последовательным применением учения об антихристе в своей жизни. Вместо странничества и скитальчества они предпочитали уходить для спасения своей души в глушь лесов или в пустыни, приводя слова Писания о том, что при антихристе Церковь «побежит в пустыню, идеже имать место уготовано» (Откр. 12, 6).

Как сказано в одной старообрядческой книге, «невозможно цветочку тонку целу быти посреде остраго терния. Тако и верну невозможно посреде неверных правды и благочестия блюсти непорочно» (Книга Царственная, глава 22). Это очень хорошо понимали пустынники, основывавшие свою жизнь на самых строгих аскетических началах. Однажды убежав от мира, они не странствовали в нём, но жили по пещерам, землянкам и кельям, почти весь день проводя в молитвах. Мяса они вовсе не употребляли в пищу и, подобно древним анахоретам, стремились испытывать как можно больше лишений.

Богослужение пустынников было предельно простым. Вместо совершения обычных церковных служб они читали Исусову молитву (в её древнем, дореформенном варианте) и клали по лестовке определённое количество поклонов, предусмотренных уставом за каждую службу. Например, за вечерню полагалось 300 поклонов, за павечерницу — 200 поклонов, за полунощницу — 300 поклонов, за заутреню — 700, за часы — 500. Нужно отметить, что практика Исусовой молитвы вообще со временем получает огромное распространение среди старообрядцев всех согласий. Отчасти это было связано с тем, что многие старообрядцы, лишённые возможности участвовать в соборных службах, молились по домам по Псалтырю, а чаще — Исусовой молитвой. С другой стороны, старообрядцы были прекрасно осведомлены о мистической силе и особой благодатности Исусовой молитвы. Об этом свидетельствуют многочисленные Сборники и Цветники, составлявшиеся старообрядцами на основе святоотеческих творений и древних Патериков.

Получила распространение среди странников и древняя традиция строительства пещер и пещерножительства. Традиция эта существовала в различные исторические эпохи, угасала и вновь возрождалась по самым разным причинам, но наибольшее развитие получала в века гонений: во времена гонений на первых христиан, во времена никоновско-алексеевских гонений на староверов, во времена николаевских гонений, во времена советских гонений… С другой стороны, когда гонения на Церковь утихали и наступало затишье (неизбежное предвестие грядущего обмирщения), начинался обратный процесс — отток наиболее неравнодушной части верующих, понимавших всю пагубность секуляризации и уходивших искать личного спасения в пустыни и пещеры.

Колыбелью русского монашества была Киево-Печерская лавра, и её пещеры явились образцом для всех последующих пещерокопателей, которые стали во множестве селиться в Нижнем Поволжье и Нижнем Подонье. После начала никоновской реформы начинается массовое переселение старообрядцев в низовья Волги и область Войска Донского, где контроль новообрядческой церкви и государства был ослаблен. «Создание уединённых старообрядческих скитов, в том числе и пещерных, становится выражением несогласия с проводимой государством политикой, вместе с тем возобновляется весьма архаичное представление о пещере как убежище и сакральном, и от преследования светских гонителей»^[143].

Хотя пещерокопатели, так же как и странствующие, могли встречаться среди представителей различных старообрядческих согласий, особое значение эта форма подвижничества получает у странников-пещерников. Говоря о том, что «нечестием людей на тридцать сажен осквернена земля», пещерники проповедовали уход в пропасти земные, в вертепы, в пещеры. «А по времени антихриста, — учили они, — спасающиеся будут только в горах, вертепах и пропастях земных, посему желающий спастись должен удалиться от мира в горы и пропасти». Правительство пыталось пресечь их деятельность, а потому пещерокопательство всегда находилось под его неусыпным контролем — даже пещерокопательство среди новообрядческих монахов. В 1720 году вышел царский указ, запрещавший затворничество, столпничество и другие, особо суровые индивидуальные формы аскетизма, которые могли бы усилить авторитет личности подвижника в ущерб падавшему всё ниже авторитету господствующей церкви. Однако избравшие «тесный путь» спасения подвижники по-прежнему продолжали пользоваться среди народа особым почитанием. Это всецело относится и к пещерным жителям.