Епистинья Степанова - Виктор Конов

«Здравствуй, Валя, Ваня и племянница Зина. Во-первых, хочу сообщить тебе о том, что я твои два письма и открытку получил, за что очень благодарю, а во-вторых, пиши письмо домой, я ожидаю уже ответ. Вот не сегодня завтра получу. Валя, как же так, ведь я не пойму, я на твои письма даю ответ, а вот послал одно письмо, в котором обижался за письмо, на это ответа не получил, вот почему я так и тебе и написал. Я на Илюшу обижаюсь, он мне прислал одно письмо, я был очень рад, послал ему три, а от него ни слуху ни духу.

Валя, ты интересный человек и спрашиваешь, где ты есть, кто же тебе напишет и чего добиваться бесполезно. Если знаешь, где живет Ольга Колот, то узнаешь, где я. Я там нахожусь, понятно? Вот еще могу сообщить то, что я от своего дома недалеко, км 100, вот так. Валя, если я мальчишка, то ты совсем меня не понимаешь, как брата, и не изучила меня, ты пишешь, почему я молчу о маме, неужели я не беспокоюсь о ней. Валя, если ты хочешь знать, то я тебе скажу так, по-дурному нечего совать ногами. Вот освободим нашу Родину, теперь надо стучать во все двери, и стучать так, чтоб они открылись, а не тогда ты мне будешь писать слезить, а я тебя, чего я не люблю и другим не желаю. Если раздуматься, так и ты скажешь, что действительно так.

Я пока жив, здоров, отдыхаю в госпитале, только не думай ничего плохого, дней на 3–4, а потом опять пойдем. Пока все.

Брат твой. Привет всем. Ответ жду. 5.3.43».

Итак, Саша тоже ранен, лежит в госпитале и тоже успокаивает, что он тут «отдыхает».

Ранен Саша был в боях у станицы Абинской, в которой жила Ольга Колот, «невенчанная» жена Вани. Немцев уже гнали с Кубани, уже можно писать домой матери.

Валентина упрекнула Сашу в письме, что вот он недалеко от дома, а о матери совсем не беспокоится. Саша на это сильно рассердился: сидя в Алма-Ате, сестра совсем не имеет представления о войне, о боях, окопах, смерти и крови, не понимает, что у Саши вся душа изболелась о матери — он же видел, что несет война на кубанские хутора и станицы.

Освобождение

С приходом немцев жить на хуторе стали словно бы украдкой. На улице показывались как можно меньше, особенно боялись выходить за пределы хутора, в поле, к речке — проезжавшие немцы, румыны или полицаи могли принять за партизан и открыть стрельбу. Боялись зимой рубить камыш на реке: шуршанье камыша и жиканье рубалки далеко разносятся в воздухе — увидят и услышат издалека, обстреляют. Топились зимой всем, что оказывалось под рукой: рубили деревья на участке, ломали изгороди, жгли все, что горело. Хаты стояли сиротливые, оголенные.

В хате Епистиньи зимой несколько недель жил комендант с адъютантом, хата приглянулась им чистотой и опрятностью. Хозяев вытеснили в уголок на кухне.

В обязанности коменданта, очевидно, входило поддерживать германский порядок на вверенной территории, но так как бои шли всю зиму в нескольких десятках километров, то он пока рвения не проявлял, держался неопределенно.

Однажды комендант даже бросил на пол конфету Жорику, как собачонке. Маленький Жорик обрадовался и потянулся было к добрым дядям, к их столу, но комендант пинком отбросил его от стола. Шура подхватила сына на руки, унесла и строго-настрого запретила вообще появляться при «дядях» из отведенного уголка.

Какие чувства вызывали у Епистиньи два этих немца, два врага из многих, с которыми сражались ее сыновья? Не будем гадать — мы не знаем. Незваные гости не вызывали у нее симпатии, но она варила им иногда борщ и, судя по всему, не опаляла их взглядом ненависти и не задумывала подсыпать в борщ яду. В некоторых публикациях о ней пишется, что Епистинья якобы ругала «царизм, белогвардейщину, фашизм». Непохоже это на нее: она не разбиралась в политике, хотела со всеми, не заискивая, установить добрые отношения. Она бы подписала крестиком, так как неграмотна, просьбу жены атамана о помиловании его, виновного в казни Саши-старшего, если бы ее не остановили. Не хотела она зла ни в каких отношениях. Она мать, она любила своих сынов, она хотела мирно работать на земле, нянчить внуков, исполнять вековое назначение женщины-матери, хранительницы очага… И эти два немца, вернее всего, вызывали у нее горькое недоумение — зачем пришли они сюда, почему хотят убить ее Илюшу или Сашу, Филю или Васю, почему сыновья должны убить этих немцев?