Наполеон. Заговоры и покушения - Сергей Нечаев

Наполеон всегда любил или делал вид, что любит оперу. Во всяком случае, он часто посещал представления, стараясь не пропускать ни одной премьеры. Вот и в этот вечер он договорился с Жозефиной, что назавтра они пойдут на спектакль, причем пойдут всей семьей, то есть вместе с ее детьми от первого брака — Эженом и Гортензией. Прекрасно зная, что жена обожает слишком долго готовиться к выходам в свет, Наполеон попросил Жозефину не заставлять себя ждать — все-таки у первого консула свободного времени было не так много. Все нужно было сделать заранее. Короче говоря, она должна была быть готова к семи тридцати вечера. Ради этого был даже немного передвинут традиционный час обеда.

Ровно в пять часов Наполеон спустился к жене, надеясь застать ее за приготовлениями к отъезду. Но та, как ни странно, и не думала собираться. Она лежала на диване, а ее дочь преспокойно сидела рядом с ней.

— Послушай-ка, ленивица, — смеясь, сказал Наполеон, — ты что, забыла? Сегодня вечером мы идем в Оперу. Мы же договорились… Уже темнеет, а ты даже не начала причесываться! О чем ты только думаешь?

Жозефина вяло подтвердила, что они договаривались, но сейчас она не может собираться, так как голова ее раскалывается от мигрени.

— Да уж! — воскликнул Наполеон. — Опять не твой день! Ну да ладно, вставай! Я хочу, чтобы ты сегодня надела свою новую кашемировую шаль, полученную из Константинополя.

— Уверяю тебя, Бонапарт, — это не каприз. Посмотри, убедись сам, что у меня настоящая горячка.

Сказав это, она протянула ему самую красивую руку, какую он когда-либо видел.

— Действительно, — озабоченно подтвердил Наполеон, — ты вся горишь. На, попей-ка воды. Хочешь, я велю позвать доктора Корвизара?

— Сегодня вечером он вряд ли мне поможет.

— Тогда просто полежи. Бог с ним, со спектаклем. Я пойду поработаю, а в Оперу мы можем съездить и в другой день. Я еще зайду к тебе, а ты пока постарайся заснуть.

Наполеон поцеловал жену и ее дочь и неслышно удалился.

Часов в девять Наполеон вновь заглянул в комнату жены и тихо спросил у Гортензии, читавшей у постели больной, как дела.

— Генерал, ей все еще плохо, — ответила та.

— Вот как, вот как? Вашей матери следовало бы делать, как это делаю я.

— А что делаешь ты? — спросила Жозефина, открыв глаза.

— Я не делаю ничего, так как в подобных случаях это лучшее, что можно делать. Спроси, у кого хочешь.

— Ой, милый, оставь меня со своими шутками. Говорю тебе, что я очень больна.

Наполеон лишь пожал плечами и, пожелав жене и падчерице спокойной ночи, удалился, чтобы вернуться назавтра и узнать, что его Жозефине стало лучше. Даже не пришлось приглашать доктора Корвизара. Она лишь сожалела о спектакле, который из-за нее пришлось пропустить.

— Не беда, — сказал Наполеон, — пойдем как-нибудь в другой раз.

Ждать пришлось недолго. На следующей неделе Жозефина обедала вместе с сестрой Наполеона — мадам Мюрат, генералами Ланном и Бессьером, а также с капитаном Лебрёном, адъютантом мужа. Наполеон в это время работал над бумагами, закрывшись в кабинете вместе со своим секретарем Бурьенном. Заговорили о музыке, естественным образом речь зашла и о Парижской опере. Мадам Мюрат объявила, что как раз сегодня, 24 декабря 1800 года, должно состояться первое исполнение оратории Гайдна «Сотворение мира». В представлении должны были принять участие более двухсот первоклассных оркестрантов и лучших певцов, что обещало невиданный успех. За билеты брали двойную цену, но их все равно буквально рвали из рук.

— Вот и отлично! — воскликнула Жозефина. — Вот прекрасный повод выйти в свет. Капитан Лебрён, будьте так любезны, позаботьтесь об эскорте. Мы едем в Оперу!

— Но, мамочка, — воскликнула Гортензия, — сможет ли первый консул поехать с нами? Мы ведь собирались сделать это вместе…

— Он обязательно поедет, моя дорогая, поверь мне.

— Только не просите меня идти отрывать его от дел, — взмолил Ланн. — Вы же видели, сегодня у генерала масса дел, и настроение у него, похоже, не самое подходящее для Гайдна.

— Он такой уже несколько дней, — возразила Жозефина, — но не стоит обращать на это внимание.

— Я беру это на себя, мадам, — засмеялся Бессьер, — но при условии, что вы позволите мне поехать с вами.

— Непременно! — сказала любвеобильная мадам Мюрат и многозначительно посмотрела на красавца Бессьера.

Ланн, Бессьер и Лебрён удалились, а через несколько минут пришел первый адъютант Наполеона — Дюрок и доложил, что первый консул охотно поедет в Оперу. Он отправится туда в своей карете вместе с Ланном, Бессьером и Лебрёном. Сам же Дюрок будет сопровождать дам, когда они будут готовы. На этом и договорились.

* * *

Две консульские кареты на достаточно большом расстоянии друг от друга неслись к зданию Оперы. Когда они вылетели на узкую улочку Сен-Никез (было ровно восемь часов вечера), вдруг раздался страшный грохот. Затем послышались крики, стоны, ржание лошадей. В густом дыму ничего нельзя было разглядеть…

Когда его клубы несколько рассеялись, стало ясно, что случилось что-то экстраординарное. Только бешеная скорость, с которой мчалась первая карета, спасла Наполеона. Задержись она хотя бы на десять секунд, Бонапарт и все, бывшие с ним, взлетели бы на воздух. К счастью, первый консул, как всегда, торопился, и кучер гнал лошадей что есть мочи, и вот эта-то поспешность и избавила от трагической гибели человека, преждевременная смерть которого изменила бы судьбы Франции и всей Европы.

В следовавшей в нескольких десятках метров позади карете Жозефины от взрыва разлетелись стекла.