Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев

Мария Михайловна, старшая сестра Софьи (ей уже исполнилась восемнадцать), не была столь же красива, хоть и не лишена грации и шарма. В свете она держалась несколько скованно и стеснялась незнакомых лиц. Ухаживания молодых людей были для нее лестны, однако тягостны. Еще ребенком она была сосватана за князя Петра Андреевича и давно уже приучила себя к мысли видеть его своим будущим мужем. Теперь она помогала сестре готовиться к грядущему балу и сама ждала его с нетерпением.

Около восьми часов прибыл брат Анны Юрьевны, князь Александр Юрьевич Демидов. Прибыл он не один, а с дочерью Анастасией и тетушкой — княгиней Марьей Алексеевной.

Княгиня Марья Алексеевна была статная немолодая дама: ей шел восьмой десяток. Нраву строгого и непреклонного, она не признавала иного мнения, помимо собственного, имела огромное состояние и огромное самомнение. Покойный муж ее был человек богатый, благородный, жену любил безумно и потакал ей во всем. Такого доброго и смирного, его княгиня со свету сжила надменным своим нравом за три года. Детей родить они так и не успели, второй раз замуж вдова не вышла и уже полвека жила одна в своем особняке на Миллионной улице. Жила заботами о племянниках Анне и Александре и их детях: Марии, Софье и Анастасии. Княгиня пользовалась уважением и слыла законодательницей мнений Петербурга и Москвы.

С покойным Александром Сергеевичем она была знакома, за взгляды его всегда корила, а шалость легкую ему она простила.

— Sophie, ma chère, tu es très belle![7]— воскликнула Марья Алексеевна.

— Grandemaman, grand mersi! Vous êtes très bon![8]— улыбнулась в ответ Софья и бросилась в объятия бабушки.

— Семнадцать лет — совсем большая, — произнес князь Александр Юрьевич.

— Да, дорогая, — улыбнулась Марья Алексеевна, — когда мне была семнадцать, я вышла замуж за Алексея Павловича.

Софья слегка покраснела и улыбнулась.

— Сегодня ты особенно прекрасна, моя милая, — продолжала Марья Алексеевна, — я уверена, твоей руки будут добиваться министры, генералы, молодые красавцы — весь Петербург.

— И разумеется, ты найдешь себе достойного кавалера, — подтвердил Михаил Васильевич.

— Oh, Michel! — воскликнула Марья Алексеевна. — Сегодня вечером к ногам вашей дочери падут все холостяки.

— И это может вскружить ей голову, — заметил Ланевский.

— Разумеется, — ответила Марья Алексеевна, — поэтому, дорогая моя, старайся сохранять спокойствие. И если тебе кто-то особенно понравится, сначала приди ко мне за советом.

— Ваше мнение очень важно для меня, бабушка, — сказала Софья с благодарностью.

— Как и для всех нас, — поддержал Ланевский.

Марья Алексеевна улыбнулась, кивнула и продолжила:

— Но чтобы твой успех, Sophie, был полным, я решила прямо сейчас преподнести тебе мой подарок на день рождения.

Княгиня обошла внучатую племянницу со спины и надела на нее небесной красоты жемчужное ожерелье.

— Его подарила мне императрица Екатерина, — внушительно сказала княгиня, — теперь оно твое.

— Спасибо, бабушка! — воскликнула Софья и крепко обняла Марью Алексеевну. — Вы не будете против, если мы с Марией и Анастасией оставим вас ненадолго?

— Ну что ты, дитя мое, — улыбнулась княгиня, — конечно, идите.

Девушки покинули гостиную. Ланевский, Анна Юрьевна, Демидов и Марья Алексеевна расположились в креслах.

— Вчера я был в гостях у графа Воронцова, — произнес Михаил Васильевич.

— Он прекрасный человек, Michel, — ответила Марья Алексеевна, — надеюсь, сегодня он почтит нас своим присутствием.

— О да, конечно, — сказал Ланевский. — Вчера вернулся его племянник, Дмитрий. Он тоже будет на балу.

— Сколько я помню, Дмитрий был влюблен в Софью Михайловну, — заметил Демидов.

— У вас безупречная память, Александр Юрьевич, — кивнул Ланевский, — но, как мы знаем, за тот год, что Дмитрий путешествовал, за Софьей ухаживал Константин Болдинский.

— Но Дмитрий и Константин друзья, — сказал Демидов, — не думаю, чтобы это было проблемой.

— Очень на это надеюсь, — кивнул Ланевский, — но меня куда больше тревожит то обстоятельство, что Дмитрий вернулся не один. Он привез с собой своего друга.

— Друга? — Александр Юрьевич посмотрел на шурина. — Что ж здесь такого тревожного. Он богат, знатен, хорош собой?

— Да, он очень богат, о его древнем происхождении известно всей Европе, и он настоящий красавец, — произнес Ланевский.

— И что же здесь удивительного? Он француз? Не говорит по-русски?

— Опять не угадали, — улыбнулся Михаил Васильевич, — по-русски он говорит блестяще. Он англичанин. Его зовут Ричард Уолтер Редсворд.

— Что?! — воскликнула Марья Алексеевна.

— Маркиз Ричард Редсворд, — повторил Ланевский. — Он тоже будет на балу.

— Это неслыханно! — ответила Марья Алексеевна.

— Больше того, — продолжал Михаил Васильевич, — молодой маркиз остановился в доме Воронцова.

— Это невозможно! — запротестовала Марья Алексеевна.

— Я тоже был удивлен, — согласился Ланевский, — но, когда я спросил, где остановится молодой человек, граф Воронцов сам ответил, что Ричард будет жить в его доме.

— Эти Редсворды всегда отличались своей беспардонностью, — раздраженно произнесла Марья Алексеевна, — вспомните, как двадцать лет назад… Нет! Как же это можно? Потомок Редсвордов! Их сын!

— Да, Марья Алексеевна, — сказал Михаил Васильевич, — Ричард являет собой точную копию отца. Уолтер Редсворд, герцог Глостер, его отец, в этом нет сомнения.

— В таком случае Владимиру Дмитриевичу следовало бы вышвырнуть этого мальчишку вон из своего дома, а его отца вызвать на дуэль! — отрезала Марья Алексеевна.

— Владимир Дмитриевич иного мнения, — заметил Ланевский, — сегодня утром я получил от него письмо.

— И что же? — спросила Марья Алексеевна.

— Он просит отнестись к Ричарду не как к сыну… — начал Михаил Васильевич и осекся.

— …своего врага, — подсказала княгиня.

— …а как к другу его горячо любимого племянника Дмитрия, — закончил Ланевский. — Он просит нас принять молодого маркиза в свой круг.

— Об этом не может быть и речи, — отрезала Марья Алексеевна, — двадцать пять лет назад мы уже приняли одного Редсворда. И что он сделал?

— Так или иначе, — сказал Михаил Васильевич, — граф Воронцов заклинает нас не выдавать Ричарду тайну его отца.