Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

из родного края, ему требовалось вооружить воинов, добыть патроны и снаряжение. За этим, как обычно, отправились в Мексику. За компанию отправился со своими соплеменниками и Викторио, желая продать лошадей и скот, угнанный по дороге на юг.

Команчеро сунул пальцы под сомбреро, отчего шляпа съехала набекрень, обнажив глаз торговца — черный, как кромешная ночная мгла. Изрытое оспинами лицо мексиканца приобрело сосредоточенное выражение, и он принялся чесать свалявшиеся в колтуны волосы, покуда Лозен выбирала бусы. Наконец торговец поймал вошь и сунул ее себе в рот.

Лозен взяла нитку бус из красного стекла, водрузив ее поверх кучи выбранных ею товаров, что лежала на двух сложенных шерстяных одеялах: два мешочка — с порохом и свинцовыми пулями, три зеркальца, десять метров ситца, мешок кукурузы и нож. Протянув торговцу поводья мулов, она принялась укладывать товары в седельные сумки из сыромятной кожи. Ее кобыла терпеливо ждала.

Если команчеро и удивился, что апачи, отправившись в набег, взяли с собой юную девушку, он не подал виду. Все его внимание сосредоточилось на мулах. Как ни странно, животные будто успели привязаться к Лозен и не желали расставаться с ней. Торговцу с трудом удалось оттащить их за поводья к стаду мулов, которых апачам удалось угнать со станции дилижансов.

Приятели торговца не выделялись ни статью, ни принципиальностью, зато их хитрости и выдержке оставалось только завидовать: как-никак они вели дела с людьми, на протяжении вот уже трех веков убивающими мексиканцев. Торговцы по большей части происходили из индейцев тараумара. Пышные черные усы прикрывали нижнюю часть их лиц, а на верхнюю часть отбрасывали густую тень сомбреро, благодаря чему апачи не видели неуверенного выражения глаз команчеро. Штаны и короткие тужурки торговцев по цвету не отличались от пыли пустыни.

Чейс и Викторио отыскали команчеро без всякого труда — выследили по брошенным сломанным осям от вечно громыхающих двухколесных телег. Покуда несмазанная ось пребывала там, где ей полагалось, при движении она издавала скрипящий звук, похожий на стоны струн контрабаса под смычком. Колеса для повозок вырезали из дубовых стволов. При полной загрузке телегу тащила упряжка из шести волов.

С такими телегами взобраться по извилистой тропе, петлявшей по крутым склонам гор, где обитал со своим племенем Длинношеий, не представлялось возможным, и потому встречи с апачами проходили в условленном месте на равнине. Именно туда и прибыли команчеро с мулами, столь же неухоженными и необузданными, как и сами торговцы. Нагруженные животные со стороны напоминали ходячие горы товаров. Мулы едва переставляли ноги от тяжести поклажи, а копыта у них стерлись и растрепались, точно усы их хозяев.

Старший из команчеро, закончив торговаться с Лозен, повернулся к Викторио и обратился к нему на причудливой смеси испанского, наречия апачей и языка жестов:

— Хефе [58], у нас для тебя подарок.

Торговцы подтащили за веревку Седраха Роджерса. Конец веревки был свит в петлю, затянутую на шее подручного кузнеца, а руки ему связали за спиной. Он едва не падал — ему мешал идти путающийся в ногах мешок, из которого Седраха, по всей видимости, только что вытащили. Роджерс вырывался, всхлипывал и молил о пощаде, однако его слов никто не понимал.

Команчеро небрежно махнул рукой в сторону пленника:

— Этот койот — охотник за скальпами. Возможно, кто-то из твоих принял смерть от его руки. Он убил старика и старуху из нашего народа — после того как они его накормили и приютили. Мы собирались его подвесить вверх ногами и оставить подыхать, но… — Торговец пожал плечами и великодушно закончил: — Потом мы решили порадовать подарком нашего доброго друга Викторио.

— Десять лет назад он жил в деревне старателей, — прошептала Лозен на ухо брату. — Когда он был пьян, я забрала у него патронташ.

— Я его помню, — кивнул Викторио. — Он был подручным пэш-чидину — заклинателя железа.

— Он уже тогда был дурным человеком, — бросила Лозен. — И с тех пор не изменился.

Викторио взял веревку и протянул ее Говорливому и Чато. По штанам Роджерса, и без того грязным и вонючим, начало расползаться влажное пятно. Команчеро просиял. Судя по всему, ему ужасно хотелось задержаться и посмотреть, что пьяные апачи сотворят с собирателем скальпов. Конечно, оставаться не слишком благоразумно, но какое же увлекательное действо сейчас начнется!

Кое-кто из апачей уже успел откупорить купленные у торговцев бутылки с иульке и начал вовсю хлебать их содержимое, а команчеро прекрасно знали, что находиться рядом с пьяными апачами опасно. Щелкая кнутами и изрыгая самые жуткие из проклятий, они скрылись за поворотом дороги, оставив после себя облако пыли и отголоски рева мулов.

Викторио и Лозен пошли прочь, не желая видеть, как соплеменники поступят с собирателем скальпов. Увы, они по-прежнему слышали его вопли, и потому им пришлось оседлать коней и отъехать подальше, где крики звучали не громче хриплых голосов чачалак[59].

— Что ответил Длинношеий на предложение Чейса изгнать бледнолицых? — спросила Лозен.

— Он сказал, что находится в ссоре с мексиканцами, а не с бледнолицыми, но все же готов нас выслушать.

— Будете держать совет в деревне Длинношеего?

— Нет. Чейс считает, что на этот раз ему потребуется куда больше помощи духов. Он хочет отправиться в самое святое место и вести переговоры там.

— В Бесконечный каньон? — Лозен всю свою жизнь слушала рассказы об этом ущелье и гадала, суждено ли ей увидеть его своими глазами. Мексиканцы называли его Барранка-де-Кубре — Медным каньоном.

— Он такой огромный, что в него поместится весь мир, — улыбнулся Викторио.

* * *

Лозен кинула взгляд на белые облака, плывущие по лазоревому небу, и подошла к обрыву, встав так, что носки ее мокасин выступили за край. Девушка посмотрела на раскинувшуюся внизу широкую долину. Ей подумалось, что если она вдруг сорвется, то будет падать до самого заката.

Долину покрывали густые зеленые леса. Над серебристой лентой реки, змеей вьющейся по земле, клубился туман — белый, как плывущие в поднебесье облака. Племя Длинношеего называло Сьерра-Мадре Синегорьем — и теперь Лозен понимала почему. С расстояния сочная зелень лесов меняла цвет сперва на голубой, а потом и темно-синий, четко выделяясь на фоне неба. Девушку потрясли богатства, размах и красота края, в котором она оказалась. На фоне этого величия она чувствовала себя букашкой, что карабкалась вверх по ее мокасину.

Викторио уверял, что здешние земли не являются Счастливым Краем, в который уходят души умерших, но кто знает, вдруг он ошибается? Может, сейчас Лозен стоит на пороге того самого мира, где души усопших обретают свой приют?