Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

ее в аэропорту. А пока что он отдыхал в ресторане, с наслаждением предаваясь краткому тихому отдыху. Официанты знали его как постоянного посетителя, но не как актера и потому всякий раз спрашивали, подходя к его столику:

Мистер Шейбал, вас как всегда: фондю и рёшти?

Да.

Пить будете кофе или чай?

Кофе с молоком - как в прошлый раз.

Официант записал заказ и ушел, а Владислав устало дожидался обеда в углу неподалеку от двери так, чтобы всегда оставаться в тени. И сегодня, вкушая вкусный сытный обед, он вдруг ни с того ни с сего почувствовал холод у самого сердца - так всегда бывало в преддверии опасности, хотя какая опасность грозила ему здесь и сейчас, в этом тихом прекрасном месте? Невольный страх сжал все тело и его глаза не сразу, но как-то машинально остановились на одиноко сидящем в конце зала человеке, лицо которого он плохо видел из-за своей близорукости, но чутье подсказывало нечто важное, опасное в этом мирно обедающем незнакомце. Кто то мог быть? Неужто снова агенты КГБ начали за ним охоту? Но почему именно теперь, когда он является гражданином Великобритании, навсегда расставшись с прошлым? Нет, это не КГБ. Уж они-то явно не станут преследовать его в людном месте при свете дня. Но кто, кто это? Мозг заработал быстрее и в памяти воссоздались картины военных действий еще со времен варшавского восстания, затем плен и злополучный концлагерь, навеки изменивший его жизнь. Комок застрял в горле в тот самый миг, когда незнакомец, расплатившись с официантом, двинулся к Владиславу. Тот весь так и сжался, с каждым приближением догадываясь, кто был тот человек. Перед его внутренним взором словно наяву предстала маленькая комната в казарме, фотографии, радиоприемник, полуоткрытый шкаф и кусок колбасы: тот немецкий охранник, что так дружелюбно относился к нему, дабы затем взять свое. Первое, что хотелось сделать Владиславу - оплатить скорее счет и уйти из ресторана - куда-нибудь, просто скрыться, затеряться в толпе. Сквозь года через столько лет до него донесся запах соснового леса, отдаленный шум прибоя и крики чаек над головой - Альтварп, злополучный Альтварп. Он боялся поднять глаза на бывшего охранника гестапо, силился не закричать от страха и отчаяния. С глубокой грустью подумалось о том, почему вся жизнь его полна неожиданностей и испытаний? За что все так ему одному, или он должен расплатиться за все грехи своих предков? Если то правда, да будет так!

Немец подошел и широко улыбнулся, Владислав ответил безвольной машинальной улыбкой, скрывая свои истинные чувства.

Я думаю, что где-то вас видел, еще давно, - вежливо заговорил незнакомец на хорошем английском языке.

Влад смотрел на него, не произнося ни слова, ожидая скорой неизвестной развязки этой истории.

Постойте, ваше лицо, ваши глаза... Да, теперь мне стало ясно: вы тот самый пленник из Альтварпа, что убирался в моей комнате.

Да, это я, - ответил Владислав, - прошло столько лет с тех пор. Я постарел.

Оба мы изменились, весь мир изменился. Но, признаться, я рад, что вы остались в живых. С того дня, когда меня повысили и перевели с штаб, я скучал по тебе и вспоминал тебя каждый день.

Краска смущения залила щеки Влада. Сейчас, в Лондоне, он был в безопасности и мог в любой момент позвать полицию, но не стал того делать, ибо в душе не имел чувства мести, не хотел причинять боль, какую причиняли ему. Вместо этого он предложил офицеру выпить с ним кофе - позабыть старые обиды, пообщаться просто как хорошие знакомые.

Я не желаю ворошить прошлое, ибо причиню вам вред, - проговорил немец, всматриваясь Владиславу прямо в глаза.

К счастью, все обошлось и все благодаря вашей помощи. Спасибо хотя бы за то, что в тот момент вы не дали мне умереть от голода.

Я спас вас, потому что понял с первого раза, что вы не такой, как все, вы очень умный и рассудительный человек.

Как говорят поляки: старый мудрый воробей, хотя это не так. Я не рассудительный человек, я трусливый человек. И я не погиб только потому, что боялся столкнуться лицом к лицу с опасностью, прячась от нее куда подальше - вот почему и сижу я здесь сейчас.

Ваша, как вы смеете утверждать, трусливость спасла вам жизнь. Если бы не она, то ваши кости поныне лежали бы где-нибудь на севере Германии, - офицер немного помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил, - если говорить правду, то я никогда не был гестаповцем, меня направили в Альтварп только как инженера ракет V1, но за весь период войны я никого не убивал и не калечил, а теперь с меня сняты все обвинения и я могу свободно ездить по всему миру.

Владислав слушал его признания - ничего особенного немец не рассказывал, но тугой комок вновь подступил к горлу и какое-то непонятное смущенное предчувствие охватило его. Офицер как-то странно взглянул в его глаза, яркие искры запрыгали в зрачках бывшего охранника. Теперь Влад догадался, зачем тот подошел к нему и чего от него хочет.

А вы все также... интересны, - сказал немец, слегка улыбнувшись, - почему бы нам не встретиться завтра в этом же месте вечером? Мне так приятно с вами общаться.

Простите, но завтра никак нельзя, я занят... у меня очень много работы.

Но, может, тогда мы обменяемся адресами и встретимся в более тихой обстановке, где сможем получше узнать друг друга? У меня есть жена и дети в Германии, но я буду часто приезжать в Лондон.

Я бы рад, но скоро я уезжаю и прибуду в Лондон не раньше, чем через месяц, - Владислав оставил деньги на столе, не дожидаясь официанта, встал и, как можно вежливее попрощавшись с немцем, чуть ли ни бегом покинул ресторан.

Прохладный весенний ветерок обдал его пылающее лицо. Все еще приходя в чувства от потрясения, Влад ловил ртом воздух и ускоренным шагом направился по многолюдной улице, затем свернул за угол, дабы отдышаться, сердце его словно птица быстро колотилось в груди, а в висках стояла тупая ноющая боль, словно кто-то невидимый стучал по голове маленьким молоточком. Он не заметил даже, как очутился в сквере неподалеку от большого зеленого парка. Выйдя на узкую тенистую тропу, окутанную дымкой полусвета словно куполом, Владислав замедлил шаг и, придя в себя, пошел неторопливо, размеренно вдоль одиноких пустых скамеек, детских площадок, откуда раздавались звонкие ребяческие голоса. Солнце по-прежнему ярко светило