Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

вылазок с Викторио она часто обнаруживала поутру следы чалого на тракте, там, где накануне вечером их не было. Чтобы не наткнуться на один из отрядов Чейса, вставшего на тропу войны, Волосатая Нога теперь бодрствовал по ночам, совсем как филин, скунс или кошачий енот какамицли — или как нетопырь.

Викторио с соплеменниками и раньше навещал Чейса, но теперь им не будет нужды скрываться в дороге от солдат. Долгожданная свобода! Если в пути они наткнутся на стадо или им удастся раздобыть патроны — тем лучше. Впрочем, соплеменники Чейса дочиста разграбили край, так что скота в нем почти не осталось.

Сияние утреннего солнца освещало Волосатую Ногу, ехавшего по тракту чуть севернее старой мексиканской церкви под названием Тумакакори[67]. Лозен не знала, где Волосатая Нога обычно укрывается с наступлением дня, но ей было известно, что сейчас поблизости нет ни пещеры, ни ранчо. Говорливый, Большеухий, Чато и Крадущий Любовь были в восторге: каждый из них мечтал заполучить коня Волосатой Ноги.

Подгоняя пятками лошадей, группа ринулась вниз по склону. Посыпались мелкие камни. Добравшись до ложа долины, апачи галопом поскакали за бледнолицым, оглашая окрестности боевым кличем. За друзьями устремилась и Лозен. Викторио и Колченогий решили не тратить понапрасну времени. Они и раньше гонялись за этим огромным чалым и потому знали, насколько бессмысленное это занятие.

Лозен не испытывала никаких иллюзий, она понимала, что ей не нагнать Волосатую Ногу. Девушка желала лишь одного: оказаться между преследователями и жертвой, чтобы не дать друзьям убить бледнолицего. Сейчас она скакала на сером мерине, которого недавно увела с гасиенды. Скакун оказался проворным, с крепкими ногами, и Лозен почти поравнялась с Чато, когда тот поднял мушкет и выстрелил.

Волосатая Нога покачнулся в седле, но все же выпрямился, и его жеребец понесся вперед с удвоенной силой. Крадущий Любовь наложил на тетиву стрелу и вскинул лук. Лозен захотелось крикнуть ему, чтобы он не убивал золотоволосого. Погибнуть, как олень на охоте, — этот бледнолицый не заслуживал такой участи. Но воин не указывает другому воину, что делать. Может, мужчины и не считают Лозен воином, но она своим поведением не даст им оснований видеть в себе лезущую не в свое дело женщину.

Стрела Крадущего Любовь впилась Волосатой Ноге в спину, но всадник не упал. Расстояние между ним и преследователями неуклонно увеличивалось, а стрела в спине покачивалась, будто махала апачам рукой — в точности как делают бледнолицые в знак прощания. Ну и глупый же обычай!

Говорливый развернул дымчатую лошадь и пустил ее рядом с Лозен.

— Ты права, — вздохнул он, — его очень непросто убить.

* * *

Убедившись, что преследователи прекратили погоню. Рафи пустил Рыжего шагом. Потянувшись рукой та спину, он нащупал стрелу и выдернул ее. Ему удалось извлечь стрелу вместе с наконечником, потому что она, к счастью, толком так и не вошла в тело. Обычно бывало по-другому: апачи крепили наконечники к древкам туго натянутыми оленьими сухожилиями, которые размокали от крови, и при попытке вынуть стрелу наконечник, нередко смазанный ядом, оставался в теле.

Вытащив из штанов подол рубашки, Рафи извлек из-за пояса украшенный бусинами мешочек, прикрывавший ему поясницу. Теперь в нем появилось два отверстия: круглое и треугольное. Коллинз извлек из мешочка книгу.

Стоило ему открыть ее, как со страниц посыпалась пыльца, перемазав пальцы желтым. Коллинз принялся листать томик, разделяя страницы, слипшиеся, когда книгу пробила пуля. Расплющенный кусочек свинца обнаружился в пятом акте, под строками: «Место, время, мое решенье — грозны и зловещи; они ужаснее, чем тигр голодный, они грозней, чем бурный океан»[68]. Край пули надорвал заднюю сторону обложки.

Рафи вытащил кусочек свинца и подбросил его на ладони. Он уже собрался его выкинуть, но, передумав, сунул в карман куртки — пусть будет талисманом. Затем Коллинз чуть слышно пробормотал молитву, поблагодарив Всевышнего за то, что стрелявший из мушкета апач то ли поторопился, то ли решил сэкономить, когда отсыпал порох. Окажись пороха хотя бы чуточку больше, пуля прошила бы книгу навылет и перебила Рафи позвоночник.

Коллинз остановил Рыжего — пусть чуток отдохнет, пока их не догонит Пачи. Через некоторое время собака вылетела из кустов, на ходу обнюхивая все, что попадалось по пути. Наконец она остановилась возле жеребца и вскинула морду.

Рыжий наклонил к ней голову, и конь с собакой соприкоснулись носами — так они всегда здоровались.

Февральский ветер пробирал до костей. Рафи поплотнее закутался в куртку и тронул поводья. Теперь впереди бежала Пачи — рыская то влево, то вправо. Собака всегда предупреждала Рафи о приближении апачей и знала, где от них спрятаться.

Рафи свернул к ранчо, на котором часто гостил, но обнаружил, что крышу поместья пожрал огонь, а в одной из стен зияет пролом. Двор был усыпан обломками мебели, кусками изорванных матрасов и осколками посуды. Обнаженные тела двух мужчин, живших на ранчо, распростерлись за опрокинутым дубовым столом, испещренным пулевыми отверстиями.

— Боже всемогущий, — выдохнул Рафи.

Из трупов торчали копья. Помимо них, в грудь одного из мужчин по рукоять вогнали вилы. Коллинзу хотелось предать тела земле, но ему надо было добраться до Тубака, а индейцы могли вернуться в любой момент.

Рафи осмотрел обложенный камнем резервуар. Сочтя воду в нем достаточно чистой, он дал Рыжему напиться. Отыскав среди обломков медный горшок, Коллинз зачерпнул им воды и поставил перед Пачи. Затем он наполнил фляги, связки которых висели за седлом, точно деревянная виноградная гроздь.

Позади фляг располагались кожаные сумки с почтой. В последнее время писем стало меньше, но теперь Коллинз брал за доставку больше, так что заработок выходил прежний. Доставка корреспонденции и бандеролей щедро оплачивалась, и Рафи подумал, что вполне может разбогатеть, если, конечно, останется жив. Далеко не каждый рискнет выйти за надежные стены Тубака, располагавшегося к северу, не так далеко от ранчо. Кроме Тубака в этой части земель, полученных от Мексики в качестве территориальных уступок и теперь именовавшихся Аризоной, было лишь одно более-менее крупное поселение: Тусон. Южнее Тусона располагалась заброшенная христианская миссия Тумакакори. «Тусон, Тубак, Тумакакори и далее — в ад» — именно так описывали путники здешний тракт. Впрочем, теперь ад начинался куда севернее границы с Мексикой, и Рафи подумалось, что сатана, совсем как апачи, решил расширить рубежи своих владений.

Коллинз всегда брал плату вперед — уж слишком велика была вероятность того, что получатель по прибытии корреспонденции окажется мертв или же отправитель окажется на том свете раньше, чем Рафи вернется за деньгами. Да. Коллинз и сам