Призрачные воины - Лючия Сен-Клер Робсон

от друга. — Он склонил голову и произнес слова, которые так часто слышал за свою жизнь: — Мы предаем его тело земле. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху, в надежде на воскресение к жизни вечной…

«Пепел к пеплу…» В случае с Биллом эти слова были как нельзя к месту.

Порыв ветра подхватил золу и закружил у ног Рафи. Он вспомнил, как Лозен и Пандора возвращали ему тело Авессалома. Лица девушек тоже были перемазаны золой. Апачи верили, что она отпугивает призраков. Об этом много лет назад Рафи узнал от своей возлюбленной из племени навахо. На миг Коллинзу показалось, что у его ног кружится пепел Билла, хотя он знал, что останки друга покоятся внутри парового котла. Так, по крайней мере, полагал Рафи. Что еще могло там находиться, распространяя смрад на всю округу?

Новый порыв ветра подхватил очередную горсть пепла, швырнув его в Рафи, и он с непоколебимой уверенностью почувствовал: дух Билла где-то рядом. Призрак, желая удержать друга, цепляется за него, уговаривая остаться, а то и почитать ему «Ромео и Джульетту». Рафи водрузил шляпу на голову и затянул завязки под подбородком. Поправив томик Шекспира за поясом, он со всем почтением к покойному двинулся обратно к Рыжему.

ГЛАВА 29

ЮЖНЫЙ НЕУЮТ

Тусон никогда нельзя было назвать тихим и спокойным городишком, но после того как армия ушла на восток сражаться с мятежниками-южанами, на улицах и в домах воцарилась атмосфера отчаяния, наводящая на мысли о библейском Судном дне. Однако Рафи не удивился, когда, едва миновав в ворота в глинобитной стене вокруг города, обнаружил, что в Тусоне праздник.

Флаги конфедератов, сшитые на скорую руку из косынок, старых мундиров и мешков из-под муки, реяли на февральском ветру. Большая часть обитателей Тусона, крича и улюлюкая, собралась на главной улице. Некоторые из них, поднимая клубы пыли, отплясывали джигу под аккомпанемент банджо, игравшего нечто среднее между «Махну к моей Лу» и «Старой дубовой бадьей»[71].

— По всей видимости, народ с нетерпением ждет «южного уюта»[72], — сообщил Рафи Рыжему. Конь, будто в знак согласия, тряхнул ушами.

Однако вряд ли такой «уют» пришелся бы жителям Тусона по вкусу. У него имелись руки, ноги и гнилые зубы, а еще он славился отвратительным поведением: к городу направлялись части конфедератов, состоявшие, с точки зрения Рафи, из редких отбросов общества.

Люди в здравом уме давно уже бежали из Тусона. Остались в основном южане, причем те, кто был не в ладах с законом.

Жители Тусона всегда активно поддержи вали идеи сепаратистов. Впрочем, даже те, кто не особо симпатизировал идеалам южан, были готовы, невзирая на политические убеждения и взгляды, с распростертыми объятиями встретить солдат белой расы.

Рафи направился на центральную площадь — именно там располагалось новое заведение Сары Боумен, по-прежнему именовавшееся «Американским домом». У входа на ящике возвышался мужчина, вокруг него собралась небольшая толпа. Незнакомец выставил длинный узловатый палец, в котором, кажется, суставов было больше положенного, и показал им на Рафи.

— Бойся змия на барной стойке! — прогремел мужчина. — Отринь сатанинский ром!

Окружившая его кучка народу воздела руки с зажатыми в них бутылками и кружками, где плескался самогон, и с восторгом троекратно прокричала «ура». Рафи кинул на мужчину преисполненный надежды взгляд. Ром? Неужели Сара Боумен где-то раздобыла ром?

— Братья мои! Люди мира сего впали в тяжкий грех. Они нарушили вечный завет нашего Творца. — Пророк вскинул руку с зажатой в ней потрепанной Библией. — Именно об этом сказано в Книге пророка Исайи! Глава двадцать четвертая, стих шестой: «За то проклятие поедает землю, и несут наказание живущие на ней; за то сожжены обитатели земли, и немного осталось людей».

— Вот это ты, старина, верно подметил, — пробормотал Рафи, вспомнив кучи пепла вокруг парового котла Билла и бесчисленные покосившиеся деревянные надгробья, безмолвными стражами выстроившиеся вдоль тракта.

Сунув поводья конюху, служившему при «Американском доме», Рафи остановился у дверей, к которым была приколочена старая, изорванная и пожелтевшая вырезка из газеты семимесячной давности. Рафи пробежал знакомую статью глазами в вящей надежде, что ее содержание каким-то чудом успело измениться. Там рассказывалось о потерях северян в битве при Булл-Ран, состоявшейся в июле 1861 года. Необученные войска мятежников под командованием генерала Джексона, заработавшего кличку Каменная Стена, выдержав напор северян, перешли в контрнаступление и отбросили противника. Отступление федеральных войск в направлении Вашингтона быстро превратилось в бегство.

Покачав головой, Рафи переступил порог и вошел внутрь. Пачи неотступно, буквально по пятам, следовала за хозяином. При виде других псов, уже находившихся в зале, Пачи ощерилась, а шерсть у нее на загривке встала дыбом. Псы тут же посторонились, уступая гостям дорогу. В «Американском доме» было на редкость спокойно и тихо.

Всякий раз за последние семь месяцев, въезжая в Тусон, Рафи утешался лишь одной мыслью — о предстоящей встрече с Сарой, великаншей про прозвищу Великий Запад. Когда отступающая армия оставила форт Юма, с ней отправилась в путь и Боумен, но, добравшись на своем старом фургоне «студебеккер» до Тусона, решила тут и остаться. Ехать дальше на восток у нее «не лежала душа» — по крайней мере, именно так она сказала Рафи. Ее супруг Альберт не стал разлучаться с супругой, надеясь после победы над мятежниками прибрать к рукам серебряные прииски, заброшенные во время смуты.

Кроме того, если верить доходившим до Сары слухам, на востоке царил тот еще хаос. Брат восставал на брата, и творилось такое смертоубийство, что на этом фоне апачи казались безвредными щенками. Как-то раз Сара, подмигнув Коллинзу, возблагодарила Всевышнего за то, что у апачей пока нет пушек. «Боже, помоги нам, если у них появится артиллерия», — согласился Рафи.

Сара влетела в залу с кухни. Как обычно, пышную рыжую шевелюру венчало желтое кепи Третьего артиллерийского полка.

— Нет-нез-нет, Рафи! — весело закричала хозяйка «ведения. — Не слушай этого слабоумного снаружи! Нет у нас никакого рома! Народ требует ром с самого утра, стоило идиоту-проповеднику завести свою шарманку.

Она сдавила Рафи в объятиях, от которых у него затрещали ребра и сперло дыхание. В живот больно впились рукояти пистолетов, заткнутых за пояс Сары, но Коллинз не стал протестовать, поскольку, помимо пистолетов, Боумен прижалась к нему и своим внушительным бюстом. Положив Рафи ладони на плечи, Сара отстранилась от него на расстояние вытянутой руки, окинула взглядом с ног до головы и снова сграбастала в объятия. В ее темно-зеленых глазах стояли слезы. Она умолчала о том, как