К бою и походу готов! - Валерий Петрович Екимов

Но, действительно, что это может быть?

Неужели, командир ошибся, и они наскочили на какое-то подводное препятствие: каменную гряду, отмель или какой-то другой незамеченный им и сигнальщиком плавающий предмет на воде.

Но как такое могло случиться?

В чём он, лейтенант Стариков, мог ошибиться, чего не учесть, не предусмотреть, не доглядеть?..

Нет!

Нет-нет!

Этого не может быть: они ещё даже не пересекли створ, гряда с другой стороны фарватера, островок с его отмелями тоже уже позади, да и далеко от него, чтоб сесть с такой незначительной осадкой на какую-то неучтенную подводную банку.

Но тогда что?

Феликс, интуитивно следуя за невидимым для глаз направлением вибрационных волн, медленно движется вокруг мачты, держась за ставшие уже родными леера, на своем главном командном посту, внимательно осматривая, ощупывая каждый сантиметр «Антилопы», вслушиваясь в каждую нотку её жалобного плача. После восьмичасового бдения на ходовом мостике он словно врос в этот корабль, стал его частью, душой, рассудком, разумом. И вот: у трапа, ведущего с мостика на верхнюю палубу, командир столбенеет на долю секунды, парализованный неподдающейся осознанию картиной, действом. Там, за вьюшкой, в такт плавному переваливанию тральщика с борта на борт, словно упругий резиновый мяч, прямо по пластмассовой палубе скачет огромный металлический двухсоткилограммовый акустический трал, прозванный моряками за его массивную цилиндрическую форму «свиньёй». Мощную железную цепь его крепления к корпусу после многочасовой вибрации, похоже, разорвало в клочья, словно легкий бросательный конец, и вот теперь, освободившись от стапелей, трал на радостях решил расчистить вокруг себя пространство для чудовищной двенадцатипудовой пляски.

Да! – зрелище это поистине устрашающее.

В этот момент, словно для получения полноты впечатлений, из-за значительной потери остойчивости при попутном движении с волной, опытный рулевой, старший матрос Федька Моисеев, неожиданно теряет контроль над курсом тральщика, не справившись с его инертностью при скатывании с очередной волны при движении под углом к ней. «Антилопу» немедленно разворачивает правым больным бортом аккурат под самую крутую и глубокую волну. Бедный тральщик с перепуга валится под неё, укладываясь на левый бок почти ровнёхонько с уровнем горизонта. Феликса едва не выбрасывает за борт вместе со скатывающейся с мостика за борт тонной воды. Между тем бездушная «свинья», набрав полную инерцию качения, со всего размаха всем весом наваливается – словно «нахальный» спустя тридцать лет на неокрепшие умы наших детишек! – на повидавшие виды кормовые леера левого борта возле кран-балки.

Чувство бесконечной безнадёги, а вслед за ней и подкатившей в очередной раз дурноты, несвоевременно душит командира в позыве… всеразрывающей внутренности беды.

Следующий вал, незамедлительно подкравшийся вслед за первым «нахальным», уж тут как тут, и готов с новой силой наброситься на, было, уже поднимающуюся и брыкающуюся из последних сил «Антилопу», экипаж.

«Ну, милая, давай, давай же, выручай, поднимайся».

«Ты можешь, должна».

«Ты справишься».

И та, словно подслушав мысли экипажа, направленные к ней со всех боевых постов и отсеков, сотрясаемая очередными ударами перекатывающего по её юту трала, несмело, но всё же непреклонно поднимается, отряхивается и, наконец, выпрыгивает в полный свой рост перед очередным непреодолимым валом стихии. А затем, вдруг – так бывает, бывает, правда-правда! – сама без какого-либо участия рулевого, отброшенного предыдущим беспрецедентным падением в бездну от штурвала, возвращает свой израненный нос на прежний нужный курс.

Ай да Антилопушка!

Ай да Умничка! Чудо!

Обезумевшая от бессилия волна с грохотом и воем валится многотонной тяжестью мимо борта корабля, лишь по касательной задевая корму и притихшего на пару секунд на ней «поросенка».

Антилопа облегчено выдыхает.

Обескураженный Федька Моисеев вскакивает с палубы и благодарно хватается за ручку штурвала.

Экипаж без команды осматривается в отсеках, на боевых постах.

Командир, преодолев очередной приступ непрекращающейся все эти восемь часов муки, тянет к себе «банан».

– Боц… боц… – икает он в замусоленный микрофон, – боц-ман, сроч… срочно на мостик.

– Есть, товарищ командир, – тут же, словно джин из старой лампы, со стороны рубки материализуется неутомимый старший матрос Стрельба, который, как и командир, почувствовав опасную вибрационную нагрузку на корпусе, сам без команды уже примчался сюда наверх на помощь.

– Свин… – тыча в сторону юта, давится желудочным соком лейтенант, – свинья.

– Понял, командир, – коротко выдыхает боцман.

Без лишних слов, эмоций и раздумий в одной лёгкой мокрой «робе» («рабочее платье» – удобная хлопчатобумажная повседневная форма одежды моряков) от часового боя с водой в трюмах Стрельба бросается вниз на ежеминутно заливаемую смертельно-холодной водой верхнюю палубу юта, где неистово скачет веселящийся двенадцатипудовый трал.

Как остановить его?

Как?

К счастью «Антилопа» в этот момент наконец-то заходит за спасительный мыс острова, волна, хотя по-прежнему легко и непринужденно запрыгивает на корму, то и дело нагоняя её, всё же становится значительно спокойней, миролюбивей. Но до места назначения ещё далеко, очень далеко, почти пять миль, за это время палуба корабля может не выдержать такой несанкционированной нагрузки.

– Может запустить гидравлику кран-балки? – первое, что приходит лихорадочно ищущему решения командиру в голову.

Впрочем, раскачиваясь на тросе, трал будет не менее опасен, чем теперь, да и риск срыва за борт матросов, которые станут его придерживать на бортовой качке, слишком велик!

Тогда, может быть, просто, столкнуть его за борт?

Пожалуй, это было б самым правильным решением. Но и столкнуть такую махину совсем даже небезопасно – придется ломать леера, а вместе с ними и всё, что висит на них, а значит полностью оголить левый борт кораблю, нанести ему немалый ущерб.

Нет – тут требуется что-то иное… необычное, неординарное!

Вот только что? Что?!

Мысли командира, сменяя друг друга, несутся в его голове со скоростью света, но выхода из сложившейся ситуации никак не находят. Лейтенант так и застывает на мостике с открытым ртом, не в силах выдавить из себя хотя б ещё что-то, даже раздирающая внутренности рвота отступает в этот момент от него, всё – и мысли, и желания! – замирают в нём.

Другое дело боцман!

Он не размышляет, ему это не свойственно.

Сашка Стрельба человек дела, он умеет брать ответственность и инициативу на себя в любой, самой сложной обстановке, а уж в критической, когда слова и мысли, лишь мешают, тем более. Ему не нужны подсказки или команды, задача предельно проста и ясна – всего-то нужно взять и ликвидировать губительное разрушение корабля любой ценой.

Любой!

Здесь нужен… только один точный неординарный шаг, примерно такой же, какой совершил в свое время Александр Матросов – вечная память и слава ему! – но решиться на него боцман может только сам, никому не