"Вставайте, братья русские!" Быть или не быть - Виктор Карпенко

— Дозорные сполох подняли. Видели человек сорок. Кто такие — в темноте не разобрать. Затаились. Видно, ждут рассвета.

— Поднимай дружинников. Да тихо! У костров с десяток оставь, остальных отведи в ельник. Сообразил, для чего?

Еремей кивнул и уточнил:

— Бить или вязать будем?

— Там видно будет. Да в ельник уводи не всем скопом, а по одному-два дружинника, — предостерег Роман Федорович.

«По-видимому, втае сидят, не татары. Те леса боятся и в лес ночью не сунутся, — размышлял Роман Федорович. — Значит, лихие людишки надумали обоз пошарпать. И так как их под сорок человек, то ватажка не одна. Для одной многовато. Видно, проваливающиеся полозья саней ввели мужиков в соблазн: раз сани проваливаются в снег, значит, нагружены добром. Нас, по-видимому, не видели, а то бы не рискнули. Ништо, еще увидят».

Роман Федорович с неохотой вылез из-под овчинного тулупа, огляделся: тенями скользили дружинники в ельник, до которого было шагов пятьдесят— шестьдесят. Передвигались дружинники осторожно: ни мечом не звякнули, ни доспехом не брякнули. Тихо.

«Неплохо Еремей своих ратников выучил, — отметил для себя Роман Федорович. — Поди, и в деле себя покажут молодцами».

Вскоре небо высветлилось, посерели обступавшие лесную поляну кусты, деревья. День обещал быть солнечным.

Неожиданно тишину разорвал отчаянный разбойничий посвист. Из-за прилегающих к поляне кустов начали вываливаться люди. Проваливаясь в снегу, они устремились к уже чадящим кострам.

Дружинники, расположившиеся у костров, саней, лошадей, разом вскочили и ощетинились копьями, мечами. Нападавшие, надеясь, что застанут обозников спящими, увидев воинов, замедлили движение, а в десяти-пятнадцати шагах и вовсе встали. Когда со всех сторон, а не только из ельника, на поляну вышла дружина, нападавшие застыли точно каменья.

Роман Федорович разглядывал нападавших не без интереса. Мужиков было человек сорок: обросших волосом, в тулупах и армяках, с дубинами и кольями в руках. Только у некоторых боярин увидел мечи кривые татарские и наши — прямые и плоские, кое у кого — луки.

— Что приуныли, горе-воины? — рассмеялся боярин. Лица у мужиков вытянулись от удивления. — А ну, бросай в снег у кого что в руках есть! — распорядился Роман Федорович. И когда требование было выполнено, он приказал: — Кто старшой? Выходи держать ответ!

От толпы мужиков отделился один, подал голос:

— Кузьма Пруток. Я — старшой над воинством. Прости, государь, не ведаю твово звания.

— Боярин я, из Володимира. А ты почто вознамерился обоз мой пошарпать? Ответствуй!

— Винюсь, боярин. Шли на ворога. Думали, что татары с награбленным добром идут. Видели-то токмо следы…

— А этого разве мало? Следы… Да следы все должны были рассказать: сколь человек прошло, саней, лошадей… А что не татары идут, так то по копытам определить надобно было: у наших-то — подковы. Эх вы, воины! Чьи же вы будете?

— Городецкие мы. Воеводы Андрея Романовича люди — дозор, — не без гордости ответил Кузьма Пруток. — А что промашка вышла, прости, обознались малость.

— Что-то вы на воинов не похожи…

— Так в дозоре нас пятеро, а эти, — кивнул он за спину, — мужики из Савеловки. Я-то двоих из дозора к воеводе направил, упредить, стало быть. Пока до Городца доберутся, пока с дружиной воевода приспеет, уйдет ворог. А тут мужики савеловские разохотились татарве помститься…

— Ясно. Пускаю мужиков вольно. Дубины свои тоже пусть забирают. Может, сгодятся еще. Ты же, Кузьма, с нами пойдешь. Тебе, поди, здесь все ведомо?

— А то! К вечеру в Городце будем, не сомневайся на сей счет, боярин.

Кузьма Пруток не обманул. Ближе к вечеру вышли к Федоровскому монастырю, а это уже Городец.