Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни - Шэнь Цунвэнь

судьбы у них будут похожие. Нахлынули воспоминания — сон как рукой сняло, он выбежал из дома и поднялся на утес возле реки, где смотрел на звезды, слушал подобный дождю стрекот кузнечиков и других прибрежных букашек; он очень долго не мог заснуть.

Это прошло мимо Цуйцуй; днем она работала и веселилась в свое удовольствие, хотя иногда что-то пускало ее маленькое сердечко в галоп. Однако с наступлением ночи она сладко засыпала.

Но в один миг все изменилось, и спокойная жизнь этой семьи была навсегда разрушена.

Эрлао из дома Шуньшуня узнал о том, что происходит в жизни брата, а Далао узнал о его сердечных делах. Оказалось, они собратья по несчастью: оба влюбились во внучку старого паромщика. Подобные случаи не считались в их краях чем-то удивительным, в пограничном районе ходила поговорка: «Огонь где угодно пылает, вода где угодно струится, луна где угодно сияет, любовь с кем угодно случится». Сыновья богатого лодочного головы влюбились в девушку из бедной семьи паромщика — это не такая уж диковина, вот только была одна сложность. Неужто, когда дело дойдет до выяснения, кто же возьмет ее в жены, братьям по чадунским обычаям придется сойтись в кровавой схватке?

До ножей братья дело не довели, но и глупости вроде «отдаю тебе любимую», которую демонстрируют трусливые жители больших городов, столкнувшись с любовными неурядицами, тоже не допустили.

Братья отправились в верховья реки, туда, где строили суда, чтобы справиться о новой лодке для семейного дела, и вот рядом с лодкой старший рассказал младшему историю своей любви, упомянув при этом, что любовь пустила корни в его душе еще два года назад. Младший брат слушал с улыбкой.

С верфи они по берегу реки дошли до мельницы господина Вана, и старший брат сказал:

— Эрлао, тебе хорошо: если станешь командиру зятем, будет у тебя мельница; а я, если все сложится, должен буду перенять у старика паром. Мне нравится, я хочу еще купить две горы рядом с речкой, посадить по границе южный бамбук, огорожу это место — и будет у меня своя крепость!

Эрлао слушал, непринужденно срезая придорожную траву серпом, похожим на месяц, а когда они дошли до мельницы, остановился и сказал брату:

— Далао, ты поверишь, что сердце этой девушки давно уже отдано другому человеку?

— Нет, не поверю.

— Далао, ты веришь, что эта мельница будет моей?

— Нет, не верю.

Они зашли на мельницу.

— И не надо… Далао, а если я не хочу мельницу, а хочу паром, и эта мысль у меня в голове тоже уже два года зреет, — ты поверишь?

Далао был ошеломлен; он посмотрел на сидевшего на жернове Эрлао и понял, что тот не шутит. Тогда он встал, похлопал Эрлао по плечу и сказал, смеясь:

— Верю, ты правду говоришь!

— Да, Далао, это правда, — честно сказал Эрлао, глядя на брата. — Я давно уже строю планы. Если дома не согласятся, а там — согласятся, я действительно готов заниматься паромом! А ты?

— Отец меня уже выслушал и послал кавалериста Яна от меня сватом, чтобы к паромщику пошел.

Опасаясь, что Эрлао начнет высмеивать его, Далао объяснил, зачем был нужен сват, — только лишь потому, что старик говорил о тележной колее и лошадиной тропе, и Далао решил пойти по колее.

— И каков результат?

— Никакого. Дед как язык проглотил, ничего внятного не говорит.

— А что за лошадиная тропа?

— А это, сказал дед, приходить на утес у реки и петь для нее. Растопить сердце Цуйцуй песнями, и тогда она будет моей.

— Не худшее решение!

— Да, чтобы заика, который и говорить-то не может, запел. Но со мной такое не пройдет, я не воробей, петь не умею. Черт знает что замыслил старик, то ли он хочет отдать внучку поющему водяному колесу, то ли, как положено, человеку?

— А ты что?

— Я хочу старику сказать, чтобы он ответил по чести. Просто, одним словом. Если нет, то уйду с лодкой в Таоюань, если да и если он захочет, чтобы я занимался паромом, — то я согласен.

— А петь?

— Это ты у нас умелец, хочешь побыть воробышком — вперед, я не буду тебе рот затыкать навозом.

Эрлао понял, отчего брат раздражен. В нем воплощалась прямолинейность всех жителей Чадуна: если все по чести — вырвет сердце людям напоказ и ринется вперед со всей горячностью, а если нет — родному дяде придется выбирать слова. Понятно, что в случае провала на тележной колее Далао хотел бы пойти лошадиной тропой, но, услышав признание брата, понял, что эта тропа отведена Эрлао. Вот он и расстроился, и раздражился, и эти чувства невозможно скрыть.

Эрлао пришла в голову идея: они оба придут на берег реки ночью, чтобы никто не догадался, что это именно они, и будут петь по очереди; кто получит ответ, тот и продолжит ухаживать за внучкой паромщика с победной песней. А поскольку Далао в пении слаб, когда придет его очередь, за него будет петь Эрлао. Тогда их счастье будет зависеть от везения и все будет справедливо. Когда Эрлао предложил это, Далао ответил, что хоть сам он петь не умеет, но и Эрлао за себя воробьем заливаться не позволит. Но Эрлао, поэтическая душа, не сдавался, продолжал настаивать.

Далао подумал и горько усмехнулся:

— Сам не певчая птица, но просит брата спеть за него? Хорошо, поступим так. Мы будем петь по очереди, и мне не нужна твоя помощь, я буду петь сам. У лесных сов голос неприятный, но, когда им нужна жена, они сами поют и ничьей помощи не просят!

Договорившись, они назначили дни — сегодня четырнадцатое, завтра пятнадцатое, послезавтра шестнадцатое — три дня подряд, как раз будет ясная лунная ночь. Настала середина лета, глубокой ночью не было ни холодно, ни жарко; надев белый домотканый жилет и выйдя на залитый лунным светом утес, как то велел местный обычай, можно было от всей души, не таясь, спеть для чистой неиспорченной девушки. Когда же луна скроется, надлежало возвращаться домой: выпадет роса, и звуки песен станут неразборчивыми. Или можно вздремнуть в ожидании рассвета в теплом зернохранилище знакомой мельницы, которая работала беспрерывно, денно и нощно. Они распланировали свои действия, а каков будет результат — тут уж как звезды встанут. Так они решили, что с этой ночи вступят в честное состязание согласно местному обычаю.

13

Когда сгустились сумерки, Цуйцуй сидела возле пагоды за домом, наблюдая за тонкими облаками, высушенными заходящим солнцем до нежно-розового цвета. Четырнадцатого числа в