Виктор Шкловский - Владимир Березин

«…мы с Москвой на этот раз не поладили. — Она встретила меня обычной теснотой, не совсем обычным отъездом (на аэроплане) Виктора Борисовича и совершенно необычайной, провокационной, температурой.

На всё это я ответила дурным настроением и дурным самочувствием, не говоря уже о недостаточной огнеупорности…

А впрочем… а впрочем… Шкловский писал друзьям о русских друзьях и о Петербурге; спрашивал, починен ли провал в мостовой против „Дома Искусства“. Сейчас Шкловский, живя в России, обходится без Петербурга, без друзей и без „Дома Искусства“, и даже без истории искусства; у него жена и ребёнок, и в Москве ему платят 400 руб<лей> за редактирование так называемого „Красного Синего Журнала“^[82].

Если ты скажешь, что каждый из нас может подобным образом свернуть в сторону, я возражать не стану; если ты скажешь, что это скверно, я отвечу, что это безразлично.

Несущественно, любит ли человек два года, пять лет или десять. Существенно то, что мы в течение двух недель любим до гроба; что мы „никогда не прощаем“ неприятность, которую забываем в полтора часа, что мы „порываем навеки“ тогда, когда миримся через сутки. Вот на чём познаётся условность времени и неисчерпаемость переживания.

Иуда Искариот продал Христа за 30 серебреников; Виктор Шкловский продал Институт за 40 червонцев. Надеюсь, если мы вздумаем продавать друг друга, мы не сделаем этого бесплатно, а пока что будем переживать Вечность в течение летних каникул. Вообще — „тут может быть два случая“ и стоит ли из-за какого-то паршивого „Синего Журнала“ заранее волноваться!

Кроме того, надо быть хорошим до тех пор, пока это возможно. Быть хорошим куда приятнее, чем быть скверным. Не изумляйся — это я только всего продолжаю наш старый разговор, начавшийся между Биржевым мостом и Дворцовым.

Пожалуйста, Боренька, не вздумай сделаться сволочью к моему возвращению. Во-первых, это будет покушение с негодными средствами. Во-вторых… я отлично знаю, как может стошнить человека от собственного благонравия, но, честное слово, это ещё лучше, чем когда тошнит от всего другого прочего.

Ул. Баранова д. 6 кв. 6».

Со Шкловским в Москве действительно было трудно увидеться — он постоянно ездил в творческие командировки. Одна из них, как раз с путешествием на аэроплане, описана им в «Третьей фабрике».

«В 1929 году друг Шкловского, не писавший прозы, — сообщает Борис Фрезинский в эссе „Скандалист Шкловский“, — Б. М. Эйхенбаум утверждал в книге „Мой современник“^[83]: „Шкловский совсем не похож на традиционного русского писателя-интеллигента. Он профессионален до мозга костей — но совсем не так, как обычный русский писатель-интеллигент… В писательстве он физиологичен, потому что литература у него в крови, но совсем не в том смысле, чтобы он был литературен, а как раз в обратном. Литература присуща ему так, как дыхание, как походка. В состав его аппетита входит литература. Он пробует её на вкус, знает, из чего её надо делать, и любит сам её приготовлять и разнообразить“».

Бенедикт Сарнов в статье «Виктор Шкловский до пожара Рима» вспоминает свой разговор со Шкловским в начале 1960-х годов, свои жалобы как раз на то, что «время виновато», и тот самый знаменитый ответ, что автобусу дорогу уступают не из вежливости: