Толкин - Геннадий Прашкевич

35

Работа над «Властелином Колец» возобновилась летом 1946 года. По-прежнему отвлекало многое; не в последнюю очередь — дела университетские.

Профессорское звание в Англии — это вовсе не раз и навсегда определенная иерархическая ступенька. Быть профессором в Лидсе вовсе не то, что в Оксфорде; есть и другие более тонкие отличия, например, между разными колледжами. Почти 20 лет Толкин был «роулинсоновским и босуортским профессором англосаксонского языка» в Пембрук-колледже. Но в конце 1945 года ему удалось стать «мертоновским профессором английского языка и литературы», то есть перейти в Мертон-колледж. Как мы уже говорили, «именные» профессорские должности в Англии создаются, как правило, одновременно с денежным фондом, из которого в дальнейшем выплачивается зарплата и финансируются другие профессорские дела. При создании фонда непременно оговариваются условия его использования (иногда они включают в себя и тематику преподавания, и направление научной работы). Переход с одной профессорской должности на другую позволяет донам «расти» внутри своей профессорской категории. В этом смысле должность мертоновского профессора была куда более привлекательной, чем роулинсоновского и босуортского.

В октябре 1945 года Толкин написал Кристоферу:

«Вчера в 10 утра был, как полагается, введен в должность, а потом пришлось вытерпеть самое впечатляющее заседание колледжа — из всех мною там виденных. Длилось оно до 1.30 без перерыва, а потом все в беспорядке разбрелись. Я пообедал в Мертоне, уладил кое-какие дела: внес свое имя в канцелярии казначея в список обеспечения жильем и получил Главный Ключ ко всем дверям и воротам^[325]. Просто невероятно! Я стал, наконец, членом настоящего колледжа (и при этом весьма крупного и богатого). Мне просто не терпится тебе здесь все показать»^[326].

Все эти изменения Толкину чрезвычайно льстили.

«В четверг впервые поужинал в Мертоне за „высоким столом“; очень мило, хотя и необычно. Из экономии комната отдыха практически не отапливается, так что доны сходятся и дружески болтают на возвышении, пока кто-нибудь не решит, что народу собралось довольно и пора прочесть молитву. После этого садятся за стол, ужинают, пьют портвейн и кофе, курят, листают вечерние газеты, и все это — за высоким столом, в манере хоть и приятно непринужденной, но изрядно шокирующей тех, кто привык к более строгим церемониям и жесткой иерархии средневекового Пембрука. Около 8.45 мы с Дайсоном прогулялись по „нашему парку“ к Модлину, навестили Уорни и Хаварда; Льюис был в отлучке»^[327].

К моменту всех этих событий Толкин и Льюис находились в гораздо более холодных отношениях, чем раньше. Причин для отчуждения накопилось немало. Совсем недавно, в начале 1945 года, Толкин писал сыну в Южную Африку: «Я иногда во сне видел, что мы с К. С. Л. пробились в мертоновскую профессуру. Славно было бы оказаться с ним в одном и том же колледже; а для меня это означало бы отрясти с ног прах своего жалкого Пембрука»^[328].

Однако теперь, когда сон стал явью, в письме Стэнли Анвину Толкин как-то заметил между делом: «Мы вот-вот изберем еще одного мертоновского профессора (современной литературы). Надо бы, конечно, К. С. Льюиса, но, может, и лорда Дэвида Сесила, кто знает»^[329].

В этих словах энтузиазм не так уж явен.

Толкин входил в специальную комиссию из семи человек, которая должна была избирать нового профессора. Вряд ли голос Толкина был решающим, да у Льюиса в Оксфорде и без того было много врагов (талант острого полемиста сыграл в этом далеко не последнюю роль); к тому же многие считали книги Льюиса слишком «популярными» и недостаточно научными. Трое заведомых противников состояли, например, в той же комиссии, но факт остается фактом: Толкин поддержал не только Льюиса, но и Дэвида Сесила. В итоге споров мертоновским профессором был избран вообще «третий лишний» — Ф. П. Уилсон.

Какую-то роль в изменившихся отношениях между друзьями сыграла и довольно жесткая критика Льюисом «Властелина Колец» (стихов, отдельных глав, деталей), да и дорогие сердцу Толкина поэмы, в общем, Льюису никогда не нравились.

Толкин любил рассказывать друзьям об одном случае, произошедшем с ним в поезде, когда он возвращался из Глазго после прочитанной там лекции по «Сэру Гавейну»:

«От Мотеруэлла до Вулвергемптона я путешествовал в обществе молодой матери-шотландки с крошечной дочуркой, которых избавил от стояния в проходе переполненного поезда. Я сказал контролеру, что порадуюсь их соседству, и им разрешили ехать со мной первым классом без доплаты. Прощаясь, шотландка сообщила, что пока я отходил перекусить, ее малышка заявила: „Этот дядя мне нравится, только я его ну совсем не понимаю“. На это я смог только несколько растерянно заметить, что да — на непонимание жалуются многие, а вот нравится… это не так уж распространено».

36

В июне 1946 года Стэнли Анвин, только что получивший дворянское звание, опять поинтересовался у Толкина, как продвигается работа над «Властелином Колец».

«Не знаю, заинтересуют ли Вас сведения о столь „многообещающем“ (буквально) и при этом ничего не производящем авторе, — ответил Толкин. — Я все же предпринял величайшие усилия закончить продолжение к „Хоббиту“. Главы эти не раз путешествовали в Южную Африку и обратно — к главному моему критику и помощнику Кристоферу, который к тому же работает сейчас над картами. Однако я не очень преуспел в работе, уж слишком ополчились на меня всяческие злоключения и недуги. Теперь мне придется заново и досконально изучить свой собственный труд, чтобы иметь возможность вернуться к нему. Но я действительно собираюсь закончить книгу до осеннего триместра, в крайнем случае — до конца года. Хотя не знаю, найдется ли у Вас бумага, даже если произведение хорошо себя зарекомендует…»^[330]

Говоря о «величайших усилиях», Толкин несколько лукавил, поскольку больше года практически вообще не работал над рукописью. Но теперь он действительно готов был вернуться к работе. И успехи Льюиса его к этому подталкивали, и неуклонно разрастающийся «Сильмариллион» грел сердце.

37