Золотая чаша - Генри Джеймс

Полковник выслушал, но ответил не сразу:

– Ты хочешь сказать, они тебе говорили…

– Нет, я, конечно, не хочу сказать подобной глупости. Во-первых, я их не спрашивала, а во-вторых, в деле такого рода их слово ничего не значит.

– О, нам они бы сообщили, – сказал полковник, руководствуясь своей причудливой логикой.

Какой-то миг Фанни смотрела совсем с прежним раздражением, как он ломит напрямик через ее ухоженные клумбы, но все-таки заставила себя ограничиться лишь сдержанной иронией.

– В таком случае, когда они тебе скажут, будь так добр, дай мне знать.

Полковник вздернул подбородок, проверил щетину тыльной стороной руки, косясь одним глазом на жену.

– Ах, я же не говорил, будто они обязательно мне доложат, когда перейдут черту.

– Надеюсь, они обязательно будут держать язык за зубами, что бы ни случилось. Сейчас я говорю только о своих личных впечатлениях. Для меня этого достаточно. – И после минутной паузы Фанни Ассингем воскликнула: – Они просто удивительные!

– В самом деле, – согласился муж. – По-моему, тоже.

– Ты восхищался бы ими еще больше, если бы знал. Но ты не знаешь, потому что не видишь. У них сложились совершенно необыкновенные обстоятельства! – Именно это, по ее мнению, ускользнуло от полковника.

– Совершенно?..

– Совершенно невероятные! В это трудно поверить – если не хочешь видеть. Но это их и спасает. Они все принимают всерьез.

Полковник с трудом поспевал за ходом мысли жены.

– Принимают всерьез сложившиеся обстоятельства?

– Их невероятность. Поэтому и становится можно поверить.

– Имеешь в виду, что ты можешь поверить?

Снова Фанни несколько мгновений молча смотрела на мужа.

– Они сами в это верят. Они принимают ситуацию такой, как она есть. И это их спасает, – закончила миссис Ассингем.

– А что, если «как она есть» означает просто-напросто возможность для них…

– Это возможность для них сделать то, о чем я говорила тебе в самый первый приезд Шарлотты. Это для них возможность осуществить ее идею, которую я уже тогда в ней угадала.

Полковник напряг память.

– Ох, твои догадки по поводу того, какие у кого идеи! – По-видимому, ее догадки продефилировали сейчас перед его мысленным взором наподобие некой туманной процессии, и при всех своих наилучших намерениях он мог лишь созерцать их вереницу, теряясь перед ее огромностью. – Ты сейчас говоришь о чем-то таком, на чем твоя душенька могла бы успокоиться?

И вновь она с минуту молча сверкала на него глазами.

– Ко мне вернулась вера, и это…

– Да? – подбодрил он, поскольку она замолчала.

– И это доказывает, что я права. Уверяю тебя, одно время моя вера очень сильно поколебалась. Но теперь я снова дома, и намерена здесь и оставаться, – провозгласила Фанни Ассингем. – Они замечательные, – объявила она.

– Шарлотта с князем?

– Шарлотта с князем. Этим они и замечательны. А главная красота в том, – пояснила Фанни, – что они за них боятся. Я хочу сказать, боятся за других.

– За Мегги и мистера Вервера? – Разобраться во всем этом было нелегко. – Что же их так пугает?

– Они сами.

Полковник изумился:

– Они сами? Мегги с мистером Вервером?

Миссис Ассингем растолковала с бесконечным терпением:

– Да, их слепоты они тоже боятся. Но больше всего – той опасности, которая им угрожает.

Полковник обмозговал и это:

– Стало быть, опасность – это слепота…

– Опасность – то положение, в котором они очутились. Все составляющие… Наверное, можно уж тебе не объяснять? К счастью, в их положении можно найти что угодно, только не слепоту; я имею в виду, с их стороны. Слепотой грешит прежде всего ее муж.

Полковник застыл на месте. Нет, он все-таки доберется до сути дела!

– Чей муж?

– Муж миссис Вервер, – продолжала свое миссис Ассингем. – Он из них наиболее слеп. Они это видят, они это чувствуют. Но и жена его тоже слепа.

– Чья жена? – вопросил полковник. И, так как Фанни лишь продолжала молча и мрачно смотреть на него в упор вопреки своим оптимистичным заверениям, предположил: – Жена князя?

– Мегги, она самая, – отозвалась Фанни, как будто разговаривая сама с собой.

Полковник выдержал паузу.

– Думаешь, Мегги так уж слепа?

– Речь не о том, что я думаю. Речь о том, чем руководствуются Шарлотта с князем, а у них больше возможностей судить.

Полковник снова удивился:

– По-твоему, у них больше возможностей судить? Ты так в этом уверена?

– Ну, как же, – возразила жена, – что такое вся эта необыкновенная ситуация, их необыкновенные отношения, как не одна большая возможность?

– Дорогая, эта большая возможность, все эти необыкновенные ситуации и отношения открыты для тебя точно так же, как и для них.

– С одним отличием, милый, – отвечала она, воодушевляясь, – а именно: все это, если угодно, не мои дела. Я смотрю на них со стороны, но сама, слава богу, не сижу в той же лодке. Зато сегодня, – прибавила миссис Ассингем, – сегодня на Итон-сквер я все как следует разглядела.

– И что же ты увидела?

Но Фанни снова пришла в задумчивость.

– Ах, очень многое. Даже больше, чем раньше. Боже, помоги мне! Я словно смотрела их глазами – я имею в виду двоих других. Как будто что-то такое случилось, – не знаю, что, разве только те дни вместе с ними в гостях так подействовали, – отчего происходящее стало яснее, или это просто у меня в глазах прояснилось.

Впрочем, в глазах бедняжки, обращенных к собеседнику, отражалась не какая-то особая прозорливость, а нечто, хорошо знакомое полковнику по долгому опыту. Очевидно, ей хотелось убедить его в том, что все обстоит как нельзя лучше, но для этой цели, как видно, были совершенно необходимы две большие сверкающие слезинки. Они оказали на Боба Ассингема свое обычное действие: он понял, что нужно позволить ей убедить себя, причем именно так, как ей того хочется. Он готов был согласиться с доводами жены, как только сумеет уловить ход ее рассуждений. Вся беда в том, что рассуждения ее развиваются совершенно непредсказуемо, с самыми неожиданными зигзагами и поворотами. Вот, например, удивительный поворот – слова Фанни о том, что ей открылось во время сегодняшнего визита.

– Я как будто понимала даже лучше, чем они сами, что их заставляет…

– Что их заставляет?.. – подсказал полковник, поскольку Фанни вдруг умолкла.

– Что заставляет князя и Шарлотту относиться ко всему этому именно так, а не иначе. Очень возможно, им было довольно трудно понять, как к этому нужно относиться. Можно даже сказать в их защиту, что они это поняли далеко не сразу. Но сегодня, говорю тебе, – продолжала она, – я словно вдруг каким-то ужасным образом начала видеть их глазами.