Сестры-близнецы, или Суд чести - Мария Фагиаш

— И это вы называете дуэлью? — воскликнул Брауш. — Застрелить безоружного человека.

— Нет-нет, господин майор, — взволнованно возразил Ранке. — Он был вооружен. У него в руках был пистолет.

— У него в руке была свеча. Так, кажется, вы сказали?

— Нет, господин майор, к этому моменту у него в руке был пистолет. Кто-то из нас включил в кабинете свет, он или я, сейчас уже не помню. — Ранке закрыл глаза, пытаясь вернуться в прошлое. — Да, у него в одной руке была свеча, а в другой пистолет, когда он стоял напротив меня.

— Значит, у него были обе руки заняты?

Ранке раздраженно покачал головой.

— Я не знаю, господин майор. Чем больше я пытаюсь все вспомнить, тем сильнее все в голове путается. Я даже не помню, как вышел из дома. Наверное, через входную дверь. Да, так и было. В дом я проник через окно, но вышел через дверь. По дороге домой я никого не встретил, и я еще подумал, что этот Алленштайн — забытая богом дыра, если в три часа утра, кроме караула и патрулей, все спят как сурки.

Майор Брауш грузно поднялся из-за стола. У него был измученный вид.

— Ранке, — сказал он, — вы виновны в умышленном убийстве. Я не вижу никаких смягчающих обстоятельств. — Внезапно он впал в ярость. — Но скажите, какого черта вам нужно было ждать шесть недель, чтобы покончить с этим? И позволить засудить невиновного человека? У вас вообще нет совести? — Ранке стоял, растерянно улыбаясь. — И почему вы признались именно сейчас?

Ранке проводил взглядом муху, летевшую по комнате. Серая башня замка мерцала уже розоватым отсветом, на востоке сумерки уступали место голубой дымке. Спящий мир пробуждался к жизни.

— Имеет ли отношение к преступлению эта женщина? Вы опоздали из отпуска на четыре дня. Вы что, были с ней вместе в Берлине? Только не молчите, Ранке, я, в конце концов, действительно хочу вам помочь!

— Мне уже никто не поможет, господин майор.

— Черт вас побери, Ранке, не будьте идиотом. Ваше положение чертовски сложное. Вы встретили ее в Берлине, не так ли? Отвечайте, Ранке!

Ранке на глазах сник и опустил голову.

— Так точно, господин майор. Она сказала, чтобы я возвращался в Алленштайн и держался от нее подальше, чтобы нас никто не заподозрил. На самом деле она хотела от меня избавиться. Она живет вместе с одним венгром, мужем ее покойной сестры.

— Вот распутная баба! — сказал Брауш и заметил, что Ранке вздрогнул от этих слов. «Бедняга все еще влюблен в нее», — подумал он.

Капитан Ивес встретил известие о признании Ранке с тихой яростью и негодованием. То, что Ранке убил одного из своих сослуживцев, в данный момент вообще не интересовало его. Гораздо сильнее досаждало то, что Ранке выставил его, аудитора Ивеса, круглым идиотом. Он обвинил невиновного, положил все свое рвение и опыт на то, чтобы Дмовски был приговорен к двадцати годам каторги. Было одно-единственное средство смыть это пятно со своей репутации: Ранке должен быть признан невменяемым. Это был бы не первый случай, когда человек признавался в преступлении, которого он не совершал. При допросе Ранке присутствовали также лейтенанты Стоклазка и Хайнрих. Последний вел протокол. Когда оба молодых офицера в ходе допроса поняли, что капитан Ивес побуждает преступника взять свое признание назад, они обменялись взглядами, но ничего не сказали.

Допрос продолжался до семи часов вечера; в середине дня был сделан двухчасовой перерыв. По окончании допроса, когда Ранке должны были препроводить в камеру для офицеров, капитан Ивес отпустил обоих лейтенантов. Оставшись с арестованным наедине, он сделал вид, что вообще не замечает присутствия Ранке, и погрузился в изучение своих заметок. Время шло, и Ранке чувствовал, как тишина действует на его измученные нервы. Наконец капитан Ивес оторвался от своих заметок, окинул отсутствующим взглядом комнату и якобы без всякого интереса остановился на Ранке.

— Это просто катастрофа, господин обер-лейтенант, — начал он. — Я уже вижу заголовки этих писак, ядовитые атаки либеральной прессы, издевательские комментарии за границей. Прусский офицер предательским образом пробрался в спальню своего товарища и хладнокровно застрелил его.

Ранке ответил, не сводя глаз с аудитора.

— Я уже сказал, это была дуэль, господин капитан.

— Ну-ну. И кто же кого вызвал? Был ли в курсе суд чести? И кто были секунданты?

— Секундантов не было. Тем не менее это была дуэль.

Капитан Ивес резко встал и подошел к Ранке, который в свою очередь вскочил.

— Это было убийство. Умышленное убийство. Вы жалкий трус, позор всего офицерского корпуса. — Он вернулся к столу и выдвинул ящик. — Я оставляю вас одного. Когда я вернусь через десять минут, надеюсь, что вы искупите свое преступление и смоете позорное пятно со своего мундира.

— Вы хотите этим сказать, господин капитан, что я должен застрелиться?

Аудитор был уже у двери. Он резко повернулся.

— Мне кажется, я высказался достаточно ясно. Неужели я должен прусскому офицеру еще что-то объяснять?

— В этом нет нужды. Но я вам должен сказать прямо сейчас, что ваше недвусмысленное предложение было пустой тратой времени. Я не буду стреляться.

Аудитор с трудом сглотнул воздух, и его бледное лицо покраснело.

— Я вам предложил почетный выход. Черт вас побери, Ранке, вы что, не понимаете? — громко сказал он. — Вы не имеете ни малейшего шанса выкрутиться. Военный суд — и считайте, что вас уже нет. У вас нет никаких смягчающих обстоятельств. Зачем же нужно проходить через все эти кошмарные процедуры, если в конце будет то же самое?

— Я не буду стреляться, господин капитан. В любом случае нет, пока не будет очной ставки с баронессой. Потом, возможно.

— Ранке, вы просто негодяй! — На лице аудитора еще сильнее проступили красные пятна, его лоб блестел от пота. — У вас нет никакого чувства чести. Вы ничтожная тряпка.

— Это ваше право, так судить. Но я в любом случае не самоубийца.

Капитан Ивес молча расхаживал по кабинету.

— Вы мне за это заплатите, Ранке. Что я теперь должен доложить генералу?

— Потому что вы сделали все, чтобы Дмовски был осужден?

— Не провоцируйте меня, Ранке!

— Простите, если я вам доставляю неприятности. Только почему бы вам меня не застрелить и выдать это за самоубийство? Тогда не будет больше никаких вопросов, а вас еще и отметят за добросовестную работу.

Аудитор мрачно смотрел на револьвер в ящике стола. Огромная муха влетела через окно и летала с громким жужжаньем. Какое-то время в комнате слышался только этот звук. Наконец капитан Ивес принял решение, поспешил к двери и рывком открыл ее.

— Лейтенант Стоклазка! — пронзительно закричал он. — Распорядитесь увести арестованного. На сегодня достаточно. Утром в ровно восемь мы продолжим.