Король - Бен Кейн

Как я узнал позже, вторая часть превосходного замысла Ричарда – двести лучников и арбалетчиков нападают вскоре после рыцарей – тоже сработала великолепно. Самые быстроногие стрелки ворвались во вражеский лагерь почти сразу после нашей атаки, осыпая смертоносными залпами перепуганных, мельтешивших повсюду французов. Не было никакой надежда устоять и дать отпор. Солдаты развернулись и побежали, спасая свои шкуры. Раненых бросали; тех, кто падал, затаптывали свои же.

Мы не знали – а наемники Меркадье, не рисковавшие подбираться слишком близко к противнику, так и не разглядели этого ночью, – что перед нами располагался не главный лагерь Филиппа. По неясным причинам большая часть французского войска встала на ночевку в полутора милях дальше к западу.

Разбуженные криками и воплями, французы успели подняться и вооружиться прежде, чем подошел Ричард. При нем была примерно половина первоначальных сил: три с небольшим десятка рыцарей и примерно столько же рутье. Остальные находились у нас в тылу, преследовали и избивали французишек в первом лагере.

Нас ждала шеренга всадников. Строй их выглядел неровным, изобиловал прорехами, большинство не успело облачиться в доспехи, – но это был строй. Позади них краснорожие сержанты отдавали распоряжения арбалетчикам, которых с виду было не менее тридцати.

Сердце у меня екнуло. За себя я не боялся, а вот короля следовало защитить от опасности. С близкого расстояния стрела легко пробивает хауберк.

Ричард, естественно, не чувствовал опасности.

– Готовы, господа? – Он шлепнул себя по бедру. – Быстрый удар, и эти французишки тоже побегут!

– Сир, риск слишком велик, – сказал я. А про себя подумал: «Ты слишком много раз полагался на удачу».

Король повернул голову. Сквозь прорезь забрала смотрели холодные глаза.

– Руфус, предоставь судить об этом мне.

– Я не о французских всадниках, сир. Посмотрите на арбалетчиков. С каждым мгновением их все больше.

– Они тоже побегут.

Голос Ричарда звучал задиристо.

– Может, и так, сир, но сначала сделают хотя бы один залп, – вмешался де Шовиньи, тоже все видевший и озабоченный не меньше меня.

– Божьи ноги! Будто я ни разу не ходил на арбалетчиков! – воскликнул Ричард.

– Это так, сир, но сейчас нет нужды нападать на этих французов, – воспротивился я. – Они тут долго не простоят, так как прикрывают отход Филиппа с товарищами.

Король недовольно буркнул, но, похоже, во время короткого перерыва в сражении с его глаз спала кровавая пелена. Он не хуже нас знал – поскольку видел это своими глазами, – что не стоит без нужды идти на отряд стрелков.

Моя догадка оказалась верной. Прошло немного времени, и французы начали отступать. Арбалетчики образовали заслон, позволяя всадникам развернуться и отойти. Затем попятились и сами, держа оружие наготове. Мы дали им уйти.

Не все вражеское войско действовало так же слаженно. Как мы вскоре узнали, опять же благодаря наемникам Меркадье, множество французишек в полном беспорядке бежали к Вернону. В одном отряде заметили Филиппа – он был уже в нескольких милях от нас. Услышав об этом, Ричард разразился досадливым смехом, заявив, что французскому королю прямо-таки суждено вечно уходить от него.

Никто не отрицал, однако, что Филипп претерпел громадное унижение. Сильно приободренный Ричард велел снова идти на врага, но теперь уже не преследовать беглецов, а делать то, что мы собирались изначально, – захватывать замки в Вексене.

Двадцать седьмого сентября мы перешли вброд реку Эпт под Данжю. Миновав этот замок, Ричард повел нас сначала к Курселю, открывшему ворота при нашем приближении, затем к соседнему Бури, где перепуганные защитники сделали то же самое. Вернувшись к Данжю, король известил начальника гарнизона о случившемся, и замок тут же был сдан. Удача не оставляла нас. Гийом де л’Этан, которому поручили взять расположенный в нескольких милях Серифонтен, доложил о своем успехе.

Тем вечером мы пировали в главном зале Данжю. Ричард ликовал:

– Четыре замка в один день! Это достижение, ей-богу.

– Сеть вокруг Жизора сжимается, сир, – сказал я.

– Наконец-то, – отозвался Ричард.

Долгие годы Жизор был для него занозой в боку. Могучая крепость была потеряна во время пленения государя, оказавшись в окружении: растерянный кастелян сдался французам. За день мы получили Серифонтен к северу от Жизора, а также Данжю, Курсель и Бури, лежавшие южнее.

– Хорошо бы объявиться под стенами Жизора с осадными машинами, – проговорил де Шовиньи. – Ручаюсь, что Филипп в ответ бросил бы против нас все свое войско.

– Это верно, он слишком горд, чтобы позволить нам овладеть Жизором. Мне придется действовать медленно и терпеливо, что я не слишком-то люблю, – сказал Ричард и улыбнулся, когда мы все рассмеялись. – Отрежем Жизор от окрестных ферм, как делали осенью и зимой, и гарнизон останется без провизии. Филипп отправит обозы с зерном, но они станут добычей наших дозорных отрядов.

– А когда он сдаст Жизор, сир, что дальше? – спросил я. Возвращение крепости будет означать, что мы вернули все потерянное за время пленения Ричарда.

– Я думаю, ты и сам знаешь, Руфус. Можно будет подумать о возвращении в Утремер. Сыновья Саладина затеяли междоусобицу после его смерти. Такой возможности нанести поражение сарацинам у нас еще не было. – Король воздел кубок. – За завоевание Иерусалима!

Все разразились громкими криками одобрения.

Я поднял свой кубок и подхватил тост, но не был так уж уверен в этом.

Двадцать восьмого я встал рано, все еще пребывая в смятении после вечернего пира. В зале, где уложили спать придворных рыцарей, царила тишина. Риса не было у меня в ногах, как обычно, и это показалось мне странным, хотя я сам разрешил ему побыть с Катариной. Я потихоньку оделся, умудрившись не разбудить спавшего рядом де Шовиньи, и стал пробираться к главной двери.

На дворе было свежо и прохладно. В воздухе ощущалась новая, осенняя сырость. Мне она не нравилась. И все-таки тут было куда приятнее, чем в Кайрлинне, у меня на родине, где, вероятно, стояли намного более сильные холода. Я годами лелеял мечту вернуться туда, но в последнее время стал сомневаться, хочется ли мне этого, – и не только из-за погоды. Я думал об Алиеноре и спрашивал себя, есть ли у нас совместное будущее. А пока мне предстояло разжечь внутренний огонь для возвращения в Утремер. Смущенный, я ощущал себя предателем по отношению к королю, отчего на душе было еще тяжелее.

Из конюшни появился человек с конем в поводу, хорошо знакомым мне, – прекрасный серый жеребец из Ломбардии. А вел его не конюх, а Ричард. Удивленный, я пересек двор.

– Вы сегодня ни свет ни заря, сир.