Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны. Знать и помнить - Нина Константиновна Петрова

Жертвами гитлеровского изуверства пали миллионы русских, украинцев, белорусов, евреев, поляков, чехов, англичан, американцев и лиц других национальностей. Особое место среди неслыханных злодеяний гитлеровцев занимает их кровавая расправа со славянскими и еврейским народами…

Ф. 17. Оп. 125. Д. 410. Л. 14–16; 44–49; 55–66; 71–73. Копия.

Раздел II

Зверства фашистов на советской земле

Воспоминания очевидцев

№ 41

Расправа на Ровенщине

Хочу рассказать об одном злодеянии, которое чинили эти звери. Пусть люди узнают еще об одном злодейском поступке, который произошел в селе Балашевка, что на Ровенщине. Год точно не помню, был маленький. Спросить сейчас не у кого. Мать моя умерла в 1949 году.

Воскресным утром перед восходом солнца село наше окружили фашисты. Из села никого не выпускали. Помню, тогда был туман. Некоторые воспользовались этим и ушли из села в лес. Ушла и моя старшая сестра. Но не «повезло» кое-кому. Дома мы остались вчетвером.

Пока нас мать одевала, во двор вошли четыре фашиста с переводчиком. Начали объяснять, чтобы мы собирались, а куда, не говорят. Расспрашивают о партизанах. Остальные пошли что-то искать в сарае и в саду. Через несколько минут нас угнали на центральную улицу. Там людей было сотни две с лишним. Но люди прибавлялись и прибавлялись. А из толпы никого не выпускали потому, что были оцеплены солдатами. Все почти в черном обмундировании. Людей подгоняют по улице дальше и дальше в конец села. Следом за нами жгут хаты. Толпу остановили. Начали выводить людей, кто получше одет. Стоял сильный шум. Плакали дети и женщины. Кричали свиньи и куры. Фашисты все тащили к своим машинам. За это время из толпы отобрали больше двадцати мужчин. Их всех закрыли в хате, дверь подперли и подожгли. Автоматчики стояли до тех пор, пока не обвалилась крыша.

Кажется, был май месяц. Так тепло, но еще сильная жара от пожаров. Ведь сзади нас жгли наши хаты. Потом нас пригнали всех на околицу села. Там были ямы, где жители из них брали глину и песок. Всех остановили и разрешили сесть.

В стороне, метров за 30 от нас, расположились фашисты с автоматами и пулеметами ручными. Все знали, что будут расстреливать. В соседних селах такое было. В селе Ленчин расстреляли в одну яму около 100 человек, детей, женщин и стариков. За что? За то, что жители этих сел помогали партизанам. Ведь от нас недалеко находился партизанский отряд Медведева, на Рудне-Бобровской. Это километров 9–10 от нашего села. Нам не давали пить, хотя грязная вода была рядом в ямах. Не знаю, сколько так нас продержали, но вскоре появился небольшой самолет. Из него вышли офицеры в черном. Все подошли к нам. Офицер говорит, а переводчик переводит, что господин комендант вам жизнь дарует, но с таким условием, чтобы все, кроме детей и стариков, все сейчас собрались к машинам, и поедете в Германию на работу.

Что-то еще объяснял про партизан, но что – не помню. Отпустили всех. Люди не заходили домой, хотя у кого-то и остался не сожженный [дом]. Все ушли в лес. Так в тот день никто «добровольно» не уехал в проклятую Германию. Вскоре все построили в лесу землянки и жили там до зимы. В тот день фашисты схватили одного парня – Васю. Он был богатырской силы. Одет был в красной тенниске. Он был комсомолец. Я видел, как его водили по толпе и искали его родных. Подведут к женщине или к мужчине и спрашивают, тот ли его мать и отец. Он отрицательно кивал головой. После этого его били по лицу. Когда очередь дошла и до его родных и спросили тоже, он ответил, что нет, это не его родные. Отца и мать и остальных своих он не «признал». Его увели вдвоем. Но вскоре мы услышали автоматные очереди. Оказывается, что как-то Вася конвоиров стукнул и сам убежал в фасоль, через огороды и за село. Но не повезло. За селом он наскочил на засаду. Там его убили.

Еще помню, как одного избили мужчину. Он хотел подняться, но подъехал фашист на лошади, он лошадь направил на лежащего. Лошадь огромными копытами прошла по нему, фашист повернул лошадь и назад проехал по мужчине. Кто он, этот человек, не знаю, говорили, что какой-то мастер. А тех, что живьем сожгли, фашисты думали, что они сельские активисты. Среди них сгорел и паренек, которому не было еще и 16 лет. Это сын Ониськина Николая – Василий. Он обычно носил значки разные на лацкане пиджака. Может, его за это и схватили. С нашего села было много мужчин-партизан. И помогали, чем могли, как продовольствием, так и одеждой жители нашего села.

Прошу, напечатайте это. Пусть люди узнают, что делали фашисты там, где их партизаны били каждую ночь и из-за каждого куста.

Барвинко Юрий

7 апреля 1965 г. Караганда

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 4. Л. 190–192. г. Подлинник.

№ 42

Из докладной записки инструктора отдела кадров ЦК ВЛКСМ В. П. Болдиной о положении в оккупированном Смоленске, направленной в ЦК ВЛКСМ

Выполнять задание в тыл врага, пункт С., я пошла с разведчицей полка «13» Борминовой Е. В.

Установлены следующие факты:

1. Маршрут следования до Смоленска: Бакшеево, Шилы, Воробьи, Романенки, Лойно, Зарубинки, Орловка – последний пункт не оккупированной территории. После Орловки следовали по маршруту: Волковая, где находились немцы и полицейские. Волковую миновали часа в 4 утра, пошли на Салинки и Чабуры. В этих пунктах полицейские появляются редко, а немцев совсем не бывает. После чего вышли на магистраль Москва – Минск. Движение немецких машин по магистрали небольшое – наши пленные и немецкие солдаты исправляют магистраль. Пройдя немного, мы попросились на машину, несколько машин прошло, не останавливаясь, потом остановилась немецкая пятитонка с русским шофером. На машине был нагружен цемент. Шофер взял нас за плату. Не доезжая 7 км до Смоленска, машина повернула на Печерск, а мы пошли в Смоленск. Около военного аэродрома, который кругом обнесен колючей проволокой, написано: «Кто переступит за проволоку – расстрел». Вокруг аэродрома часовые. У аэродрома наши русские пленные поправляли дорогу, которая выходит из Смоленска на магистраль Москва – Минск. Вид этих пленных ужасный – в лохмотьях, с измученными лицами, обессиленные, они у каждого проходящего просят что-нибудь поесть. За каждой группой пленных стоит немецкий надзор с резиновой плеткой или палкой. Войдя в город С[моленск], мы увидели разрушенные дома, грязные искалеченные улицы. По улицам