Русанов - Владислав Корякин

Пока своим выходом в море из Хаммерфеста он опередил Русанова на сутки, но зато двое суток спустя оказался у острова Медвежий, который русские увидели лишь 1 июля. От этого острова русские и норвежцы шли каждый к своей цели практически с одинаковой скоростью в обход полосы старого зимнего льда у южной оконечности Шпицбергена, которая помешала Русанову зайти в Хорнсунн для обследования русской базы экспедиции по измерению дуги меридиана 1899–1901 годов в этом заливе, расположившейся неподалеку от великолепного ориентира — вершины Хорн-суннтинд, изъеденной со всех сторон цирками, заполненными льдом. При этом Русанов не упоминает, использовал ли он результаты топографических съемок указанной русской экспедиции — это очень важно с точки зрения его дальнейших действий уже на ближайшие дни по прибытии на архипелаг. Похоже, что использовал…

В самом деле, курс «Геркулеса» был проложен по кратчайшему пути не просто в Белльсунн, а в его восточный кут — Ван-Мейен-фьорд с бухтой Риндерс современных карт (Михаэлис старых) через пролив Аксель, где сильные при-ливно-отливные течения явились серьезным испытанием для мастерства капитана Кучина. По пути в устье реки Берцелиус был высажен отряд Самойловича для самостоятельной работы, которая будет описана ниже. «Геркулес» завершил свой переход, по словам Русанова, «найдя удобную пристань у одного из глетчеров» (1945, с. 298). Тем самым Русанов обозначил на местности важнейший ориентир, не имеющий здесь аналогов, его просто не с чем спутать, поскольку ледник здесь, да еще спускающийся в море, единственный — это Паула современных карт. Более того, он дал еще важнейшее дополнительное указание: «Для перехода я выбрал наиболее узкое место между восточным концом Бель зунда и Китовым заливом… Мы пошли… сначала по жидким моренам, а потом по самому леднику, спускающемуся в море…» (1945, с. 299), и далее вплоть до побережья Стур-фьор-да по ледникам Паула и Стронг.

В целом же события 16–17 июля в акватории Белльсун-на — Ван-Мейен-фьорда напоминают хорошо исполненную десантную операцию, в которой «Геркулес» играл роль подвижной плавучей базы, обеспечивающей работы отдельных отрядов, — как и летом 1910 года, у Архангельской губы и полуострова Панкратьева на Новой Земле «Дмитрий Солунский». Вот она, связь времен и одновременно использование удачного опыта. Без такого обеспечения решение самой сложной и рискованной задачи едва ли было бы возможно. Действительно, если Стур-фьорд оказался заполненным льдом (а его присутствие на юге архипелага говорило в пользу такого варианта), то обследование берегов этого залива можно было выполнить лишь с пересечением главного острова архипелага от ледника Паулы. Причем путь по этому леднику с выходом на ледник Стронг и с последующим посещением Китового залива был уже проделан весной 1900 года отрядом топографа штабс-капитана Сергиевского из экспедиции по измерению дуги меридиана — Русанов только повторил его, и это дает нам основание думать, что какие-то материалы он получил при посещении Петербурга и Пулкова, куда прибыл весной из Парижа. Эти материалы сыграли для него важную роль, поскольку его маршрут выполнялся в самое неблагоприятное на ледниках время — в разгар летнего таяния, когда ледяная поверхность, покрытая зимним снегом, превращается в сплошное снежное болото, — неудивительно, что маршрут, спланированный на четыре дня, затянулся почти на неделю.

Позднее трудности маршрута и свои ближайшие намерения он описал в одном из писем, причем человеку, далекому от экспедиционных и арктических дел, что сказалось на стиле изложнения, а главное, на отборе деталей событий, характерных и живописных одновременно: «С собой я взял двух матросов, легонькие палатки, оружие и запас провизии на четыре дня. Вместо того мы проходили шесть дней и последние дни питались далеко не полным рационом и травой. Горы Шпицбергена непроходимы, но по долинам, заполненным глетчерами, была надежда пробраться, особенно если глетчеры восточного и западного побережьев сливаются друг с другом, как я и предполагал по аналогии с Новой Землей. На этом слиянии у меня и был построен весь план перехода.

Мы пошли втроем сначала по жидким моренам, потом по самому леднику, спускающемуся в море. Мы вышли 5 июля (18 июля нового стиля. — В. К.) в четверг. Через три дня мы достигли берегов Стур-фиорда. Переход туда был нелегок. Все время пришлось идти непрерывными ледниками, отдыхать на снегу, спать на льду; за отсутствием дров мы не могли думать о горячем чае или супе всю дорогу до самого моря, где нашли дрова и даже одну пустую норвежскую хижину, в ней и переночевали. Приходилось долго на перевалах брести по глубокому снегу, полному водой, а в конце ледника переходить через глубокие опасные трещины и перебредать потоки ледяной воды выше колен. Отдыхали на мокром снегу, а спали на льду или на камнях. Стур-фиорд к северу от Китового залива оказался покрытым сплошным, неразбитым льдом — “паком” — и совершенно недоступным в этом году для судов в своей северной части. Согласно программе и указанию совещания, я не пойду в Стур-фиорд (на судне. — В. А".), сэкономив, таким образом, время на обследование как западного побережья, так и лежащей к востоку от Шпицбергена обширной и в значительной мере неизвестной области Ледовитого океана (подчеркнуто мной. — В. К.).

Затем я стал подвигаться вдоль западного берега Стур-фиорда к северу. Путь вдоль этих гористых берегов чрезвычайно интересен, но необыкновенно труден. Горы высотой до 400–500 метров висят стеной над морем, и вдоль этой стены приходится ползти, хватаясь за каждый выступ и каждую минуту рискуя упасть в море или на плавучий лед. Подвижные осыпи катятся под ногами, камни с треском летят вниз с большой высоты; один раз камень попал мне в грудь, другой, более крупный камень едва не ушиб матроса. И вот эти-то отвесные скалы на большом протяжении оказались очень богатыми слоями тяжелого каменного угля прекрасного качества. Я сделал заявки в трех местах западного берега Стур-фиорда.

Если путь вдоль берегов был труден, то возвращение новым. более северным и чрезвычайно растресканным ледником оказалось в высокой степени опасным. При первой предварительной рекогносцировке, предпринятой, так сказать, для нащупывания обратного пути, я провалился в ледниковую трещину. Только чудом остался я жив, задержавшись от падения на глубине около 100 метров фестоном затвердевшего снега, повисшего на стене трещины; дело ограничилось тем, что я глубоко изрезал себе об острый лед пальцы и потерял шапку, которая полетела куда-то в черную зияющую глубину.

Еще никогда я не видел так близко около себя смерть, как в этот раз! На другой день мы все трое крепко связались друг с другом и, ощупывая каждый шаг палками, обходя и перепрыгивая сотни трещин, благополучно миновали этот опасный глетчер.

Гигиеническое состояние, в общем, очень хорошее у всех, только мне приходится носить на пальцах бинты как воспоминание о шпицбергенских ледниках, но благодаря заботливому уходу (очевидно, Жюльетты Жан. — В. К.) опухоль руки уже прошла и раны заживут быстро.

В смысле питания у нас очень недурно для моря: для всех одинаковая здоровая и по возможности разнообразная пища. Расположились на судне с возможными удобствами. Никаких ссор и сколько-нибудь серьезных недоразумений не бывало и, надеюсь, не будет.

В общем, все идет хорошо, и уже теперь достигнуты экспедицией некоторые, смею думать, существенные результаты, и, как видите, совершенно рассеяна ваша тревога о том, что неблагоприятный в смысле распределения изобилия льдов год помешает исследованию. Всего наилучшего. Преданный Вам Русанов.