Наварин - Владимир Виленович Шигин

и «Змея» стремительно повалилась на бок. Крик ужаса пронесся по всему судну. Наступила та минута, когда самый опытный командир и самая лучшая команда уже не в силах уберечь свое судно от гибели. Наступила минута, когда все зависело лишь от провидения.

Из воспоминаний участника событий: «Положение наше было в полном смысле ужасное; транспорт на боку, без парусов, до половины налитый водою, страшно качало; редкий вал не переходил через палубу, на которой нельзя было стоять, не привязавшись к борту или мачте. Между тем наступила ночь, ураган ревел».

Хуже всех пришлось, разумеется, раненым, которым никакой помощи в столь критической ситуации оказать было просто нельзя. Они давно сидели по грудь холодной воде все больше и больше наполнявшей трюм и тихо молились. Матросы, вконец измотанные непрерывной работой на пронизывающем ветру, из последних сил старались удержать судно на плаву. Все ждали смерти, но все, как могли, боролись за жизнь и надеялись на чудо. Командир все время наверху.

– Топит по-черному! – докладывали ему.

Лежащее на борту в воде судно все больше и больше погружалось, зарываясь носовой частью.

Вскоре ко всем несчастьям, обрушившимся на команду и пассажиров «Змеи», добавились еще два: голод и жажда. Особенно невыносимой была жажда. В горячке борьбы за спасение судна, все запасы продовольствия и воды остались в залитом водой трюме, и достать их теперь обессиленным в конец людям не представлялось никакой возможности. По приказу командира собрали все, что осталось, а осталось не густо: несколько пудов, подмоченных соленой водой сухарей, шесть ведер пресной воды, три ведра вина да шесть ведер уксуса. Распределять эти крохи командир обязал лейтенанта Колесникова.

– Вино только раненным! – велел ему Тугаринов. – Все остальное делить поровну без различия чинов и званий, а порции самые умеренные!

Чтобы хоть как-то утолить страшную жажду люди пили морскую воду, разбавляя ее с уксусом, но от этого жажда только усиливалась.

Из воспоминаний участника событий: «Некоторые из больных и раненных не могли вынести этих мучений и умирали. Не долги были их похороны: умершего выносили наверх, клали на палубу; привязанный к мачте матрос читал молитву и говорил «аминь», когда нашедшая волна уносила покойника. Правду сказать, тогда эти сцены мало действовали на оставшихся в живых: собственная опасность сделала нас равнодушными к другим; мы сами ожидали вскоре отправиться в ту же дорогу».

25 октября незадолго до полуночи ветер, наконец-то, начал понемногу стихать. У людей появилась робкая надежда на спасение.

Кое-как подняли марсель на фок-мачте, но поставить «Змею» на ровный киль так и не удалось. Балласт с пушками упорно не желал переместиться в центр трюма, и транспорт по-прежнему оставался в крайне опасном положении, лежащим на борту в воде. После колоссальных усилий к утру следующего дня все же удалось направить судно по ветру и взять курс к ближайшему западному берегу. При этом положение «Змеи» почти нисколько не улучшилось – она все так же лежала на боку. Сильная зыбь раскачивала ее корпус самым страшным образом, а вода все пребывала. Волны беспрерывно ходили через палубу. Один из таких валов выбил глухие люки в корме и влился в командирскую каюту, забитую больными и ранеными. Большая часть находившихся там, сразу захлебнулось, остальных кое-как удалось вытащить. Воду продолжали откачивать помпами, ведрами и просто пустыми бочонками.

– Штурман! – подозвал подпоручика Андреева командир. – Ты можешь определиться?

В ответ тот отрицательно покачал головой:

– С самого выхода из Варны мы не имели ни одного ясного дня и шли только по счислению. Теперь же я не берусь даже сказать, в какой части Черного моря мы сейчас находимся!

– Да потаскало нас по хлябям знатно! – кивнул Тугаринов. – Что ж, будем ждать, когда откроется хоть какой-то берег, может тогда что-нибудь прояснится!

– Но ведь мы можем оказаться и у турецкого берега! – подал голос вахтенный мичман Веселаго. – А ведь это верная смерть или плен!

– На все воля Божья! – мрачно бросил в ответ Тугаринов. – Будем надеяться на лучшее!

В ночь с 25 на 26 октября штурман Андреев, прикинув в уме возможный штормовой дрейф судна, предположил, что берег, скорее всего, уже где-то рядом.

– Откуда такая уверенность? – хмуро поинтересовался старший офицер.

– Чутье! – вздохнул подпоручик корпуса флотских штурманов.

В 9 утра 26 октября сквозь туман был действительно усмотрен берег. Известие об этом вызвало всеобщее ликование. Особенно радовались раненые солдаты.

– Хоть бы поцеловать разочек землицу-матушку, а там и помирать не страшно! – говорили они, осеняя себя крестным знамением.

– Кажется это какой-то мыс! – пытался разглядеть в зрительную трубу узкую береговую черту Тугаринов. – Штурман, можешь определить, что это?

Подпоручик Андреев, до боли вглядываясь в окуляр своей трубы, отрицательно помотал головой:

– Пока не могу!

– Что ж, все равно будем подходить! – решил командир «Змеи». – Иного выхода у нас просто нет!

Подойдя еще ближе к берегу, «Змея» оказалась в небольшой бухточке, где и бросили якорь. Тугаринов произвел беглый осмотр судна. Даже этого хватило, чтобы убедиться в том, что спасти «Змею» уже невозможно, она обречена. Подсчитали количество умерших и погибших за время шторма. Их оказалось немало: один офицер и восемьдесят матросов и солдат. Однако теперь надо было думать о живых, и первым делом выяснить куда занесло тонущий транспорт: к своим или к врагам?

– Спустить на воду шестерку! – распорядился Тугаринов. – Кто пойдет на ней охотниками?

Желающих вызвалось много. Старший офицер отобрал шестерых из тех, кто выглядел поздоровее. Из офицеров идти вызвался мичман Кубаркин и измайловский поручик барон Вревский (тот самый что отважно дрался в отряде генерала Бистрома).

– Выясните, что это за берег и по возможности привезите хоть немного пресной воды, да поторапливайтесь! – крикнул вдогонку Тугаринов. – Мы продолжаем погружаться!

Уже отойдя от «Змеи» мичман Кубаркин оглянулся. Родное судно представляло собой самое жалкое зрелище: сломанные мачты, разбитые борта и почти ушедшая под воду носовая часть.

В ожидании возвращения разведчиков, Тугаринов велел выкидывать все лишнее за борт, чтобы как можно дольше удержать умирающее судно на плаву. В воду полетело все: корабельные орудия и якоря-верпы, обломки мачт и ядра. Туман меж тем понемногу рассеивался.

Шлюпка быстро шла к берегу. Гребцы, не жалея сил, налегали на весла, так что те выгибались дугой.

– Полегче! Полегче! – говорил им мичман. – Сломаете, других боле нет!

Но подойти к берегу сразу не удалось. Мешал сильный бурун. Пока маневрировали, выбирая подходящий момент для рывка, на берегу показались всадники. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить – это турки. Размахивая кривыми саблями, они голосили во всю мощь своих глоток:

– У, урус шайтан, ходи сюда голова резать будем!