Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин

Накануне дуэли на Воды приехал московский профессор медицины Иустин Евдокимович Дядьковский (1784–1841), один из самых авторитетных врачей России за всю историю страны. Большой друг Н. В. Гоголя и В. Г. Белинского, он пользовал бабушку Лермонтова. Предполагают, что по просьбе Арсеньевой и друзей Михаила Юрьевича Дядьковский приехал специально, чтобы найти возможность уволить поэта из армии по состоянию здоровья. Известно, что с собою Дядьковский привез для Лермонтова гостинцы и письма от бабушки.

Поэт пригласил Иустина Евдокимовича на вечер к Верзилиным, где перезнакомил со всеми будущими участниками дуэли. Ссора с Мартыновым произошла чуть ли не на следующий день после этого знакомства. Сторонники версии заговора утверждают, что Дядьковский испугал кружковцев — Лермонтов мог вновь от них ускользнуть, а посему провокация с дуэлью была ими форсирована.

Неизбежно возникает вопрос: почему после дуэли секунданты обращались за помощью к местным лекарям, но не к врачу — европейской знаменитости, которого все дуэлянты знали как друга Лермонтова и его бабушки? Чего стоят в таком случае рассказы участников дуэли о том, как они искали врача, но никто не соглашался ехать за город в столь страшную грозу?

Далее. Высказываются предположения, что Дядьковский провел собственное освидетельствование трупа погибшего и пришел к совершенно иным выводам, чем официальная экспертиза или Раевский (см. ниже). Однако поделиться своими выводами профессор не успел. Через неделю после гибели Лермонтова, 22 июля 1841 г., Дядьковский скоропостижно скончался в Пятигорске при весьма странных обстоятельствах. Официальная экспертиза установила, что доктор медицины с европейским именем умер «от большой дозы принятых лекарств»! Лермонтоведение утверждает, что смерть Дядьковского наступила в результате потрясения от гибели Михаила Юрьевича. Это при том, что не такими уж близкими друзьями они были, а в те времена доктор в силу своей профессии со смертью человека сталкивался чуть ли не еженедельно.

Похоронили Иустина Евдокимовича в Пятигорске, рядом с тем местом, где первоначально был погребен Лермонтов.

Композитор А. Е. Варламов написал на стихи Лермонтова романс «Горные вершины» и посвятил его Дядьковскому.

14

Перейдем к не менее любопытной загадке, исходящей от сторонников версии заговора: а была ли дуэль вообще?! Именно этот вопрос вносит главную сумятицу, именно вытекающие из него аргументы, с виду малодоказательные, неизбежно сбивают с толку и заставляют сомневаться во всей дуэльной истории, документально подтвержденной следствием.

Частично эта версия разработана в книгах А. Никольской «Пропавшие письма» (Алма-Ата, 1976) и С. В. Чекалина «Лермонтов. Знакомясь с биографией поэта» (М.: Знание, 1999). Авторы утверждают, что в городском музее Геленджика в неучтенных архивах долгое время хранилось письмо некоего жителя Пятигорска к его безымянному приятелю. В письме рассказывалось, что вечером 15 июля 1841 г., возвращаясь домой из-за города, он видел на обочине дороги труп убитого человека и при нем солдата. Приблизившись, автор письма узнал в убитом Лермонтова!.. Письмо это было еще до Великой Отечественной войны сфотографировано Никольской и передано в Пушкинский Дом в Ленинграде. Во время блокады и фотографии, и негативы погибли, а свидетели умерли. Архивы в музее Геленджика не успели эвакуировать, и они тоже пропали.

Такие «факты», согласитесь, носят характер заурядной обывательской сплетни.

Гораздо доказательнее примыкающие к этой версии исследования современного специалиста в области баллистики подполковника В. Кузнецова, который обследовал непосредственно предположительное место дуэли и доказал, что там наибольший угол наклона полета пули к горизонту составляет всего 3°, что полностью разрушает версию, будто Мартынов стрелял снизу вверх! Раневой канал, описанный экспертами, предполагает выстрел под углом не менее 35°! Такой угол раневого канала мог случиться только в том случае, если бы поэт в момент выстрела занимался перед своим убийцей упражнениями из высшей школы эквилибристики.

Существенно противоречат показаниям дуэлянтов подшитые в дело, но мало публикуемые показания их слуг, которые как один заявили, что, безотлучно пребывая дома, не видели, чтобы их господа, за исключением Мартынова, вместе выезжали в степь или еще куда. А Лермонтов вообще не мог с ними быть, поскольку первую половину дня пребывал в Железноводске. Более того, на основании записей сохранившегося журнала приема лечебных ванн исследователями делаются предположения, что в Пятигорске поэт не появлялся с 12 июля, а если так, то вся история со ссорой 13 июля рассыпается.

Далее, печально известный священник В. Д. Эрастов (см. ниже) утверждал, что в час, когда должна была происходить дуэль, он видел всю компанию «секундантов», но без Лермонтова и Мартынова, на улицах Пятигорска.

Согласно предположениям сторонников версии заговора, Мартынов один поджидал Лермонтова на дороге между Машуком и Перкальской скалой. Заметив приятеля, поэт подъехал к нему и тут же получил пулю в правый бок в упор. Из всех возможных именно этот вариант наиболее убедительно подтверждается описанием раневого канала.

К этому добавим только фрагмент из свидетельства следователя Ольшанского 2-го: «На месте, где Лермантов упал и лежал мертвый, приметна кровь, из него истекшая…» Никаких иных следов присутствия других людей не обнаружено. Как говорится, и дождь смывает все следы.

15

Рассказать, что происходило после гибели Михаила Юрьевича в Пятигорске, невероятно сложно. И свидетельства, и протоколы следствия, и мемуары, и переписка столь противоречивы, что мы просто вынуждены отказаться назвать большинство версий и вариантов каждого из центральных событий тех дней. Отметим только одно: все, что читателю довелось узнать об этих трагических событиях, — только выбранные авторами публикаций варианты событий, лишь частично подтвержденные документально.

Приведу пример.

Николай Павлович Раевский (? — 1889), офицер и опытный военный медик, в роковые дни снимавший флигель в доме Верзилиных, записал:

«А мы дома с шампанским ждем^[239]. Видим, едут Мартынов и князь Васильчиков. Мы к ним навстречу бросились. Николай Соломонович никому ни слова не сказал и, темнее ночи, к себе в комнату прошел, а после прямо отправился к коменданту Ильяшенко и все рассказал ему. Мы с расспросами к князю, а он только и сказал: «Убит!» — и заплакал. Мы чуть не рехнулись от неожиданности; все плакали, как малые дети. Полковник же Зельмиц, как услышал, — бегом к Марии Ивановне Верзилиной и кричит:

— О-то! Ваше превосходительство, наповал!

А та, ничего не зная, ничего и не поняла сразу, а когда уразумела, в чем дело, так, как сидела, на пол и свалилась. Барышни ее услыхали, — и что тут поднялось, так и описать нельзя. А Антон Карлыч наш кашу заварил, да и домой убежал. Положим, хорошо сделал, что вернулся: он нам-то понадобился в это время.