Записки кота Мурчика - Евгений Янович Сатановский

на московских и подмосковных дорогах мало машин из-за коронавируса, санкций и оттока особо нервного народа после объявления о мобилизации в ближнее и не очень ближнее зарубежье, что хрен с два под вечер в обычный будний день из города без чумовых заторов выедешь. Явно до того потребление населения по всем направлениям сократилось, как об этом аналитики учёные на всех своих информационных ресурсах пишут, что скоро по городу и области ездить можно будет совершенно свободно. Жаль только, что в эту пору прекрасную жить не придётся ни мне… Ну, и так далее.

Но вернёмся к тому, с чего начинали, благо не так уж много с той поры времени прошло, забыться ещё ничего не успелось, да и разгруженные и занесенные в дом старые вещи пока стоят неразобранные – не до них было. Однако ласкают хозяйский глаз, что есть, то есть. Повспоминаем же немного о том, что с ними связано, начиная с самой старой. Это чугунная статуэтка каслинского литья – Ермак. Ещё дореволюционная, оставшаяся от екатеринославского прадеда. Тяжёлая, зараза, чёрная как ночь и очень красивая, хотя и не слишком дорогая: Ермак ширпотребом был, их когда-то много наделали. Стоит, наклонив бородатую голову, в кольчуге и шлеме (одежду его перечислять не будем – нечего юмористам подкаты устраивать), рукоять чугунной сабли придерживает… Знал бы прадед, куда его Ермака занесёт!

Ну, ладно. Проехали. Следующие в ряду: метлахская фигурная, с витыми ручками, красноватая и цвета слоновой кости, ваза-крюшонница и такое же блюдо для фруктов XIX века – трофей, привезенный бабушкой из прусского Пиллау, которое теперь наш Балтийск, где дед после войны отстраивал военно-морскую базу. В штабе местного СС они стояли и, мягко говоря, мало кому были нужны. На вазе среди причудливых лепных узоров танцуют парами какие-то пейзане, на блюде – загадочные готические надписи чёрным шрифтом… Всё детство в гостиной на Кутузовском в углу на журнальном столике стояли и привлекали неимоверно, маня какой-то совсем не нашей жизнью. Ну, дожили до нового адреса, скорее всего, для них последнего. Хотя, с другой стороны, кто его знает, что ещё впереди ждёт и нас, и наши бэбихи?

Рядом другие сувениры особо крупных размеров, привезенные из других стран, купленные по случаю или подаренные друзьями. Здоровенное, то ли серебряное, то ли посеребрённое пасхальное блюдо – двухэтажное, с ёмкостью для мацы. От замечательной еврейской благотворительной организации ХАМА получил, когда был президентом Российского еврейского конгресса. Отдельная часть жизни – еврейская община и еврейское государство. Совершенно нерелигиозен, и вся семья такая же уже с конца позапрошлого века, хотя еврейских ортодоксов среди близких знакомых пруд пруди и некоторые из них – прекрасные люди. А в картонной коробке рядом – резная скульптура из калифорнийского красного дерева и капового натёка на нём – «Ночной взгляд».

Работа индейского скульптора, но привёз её из Берлина, куда ездил в начале 2000-х несколько раз, в гости к исполнительному директору местной городской общины – гемайнды (на немецком его должность звучала для русскоязычного уха потрясающе: гешефтфюрер), Майклу Мэю. Замечательный был мужик, сын кайзеровского еврейского офицера и сам – израильский артиллерист, успевший повоевать в Шестидневную войну 1967 года. Вот в Европа-центре, напротив зоопарка, куда ходил каждый раз, бывая в Берлине, в одной из расположенных там художественных галерей помянутую тяжеленную деревяху и взял. Изображает она существо, представляющее собой наполовину индейца, наполовину сову. Левая половина – лицо индейца, перетекает в правую – лицевой диск огромной совы. Не смог пройти мимо…

Ещё одна деревянная скульптура, мимо которой не смог пройти, – тяжёлый как камень китайский сандаловый танцующий Будда с поднятой к небу рукой, попавшийся на глаза в книжном киоске Института Востоковедения. Кто-то из сотрудников его привёз и выставил там на продажу, причём сделан он был явно недавно, поскольку янтарного цвета полированное дерево сильно и приятно пахло сандалом. Через пару лет запах чувствовался, только если его потереть, а сейчас и совсем пропал, но он был и остался в памяти. Индейцы, говорят, для того чтобы вспоминать самые приятные моменты своей жизни, носили с собой кусочек чего-то пахучего, чтобы он им те приятные воспоминания навевал. Похоже, правильно делали. Хотя кто бы подумал, что именно этот Будда останется от тех дней, когда часто захаживал в ИВ РАН!

Следующий ящик. Деревянные двурогий индийский носорог, весь в складках, и такой же заяц, купленные в магазине индонезийских сувениров в подземном переходе на станции метро «Площадь Ногина», через которую ездил в Российский еврейский конгресс, для которого отстроил трёхэтажное здание напротив Хоральной синагоги, стоящей на бывшей улице Архипова, в нынешнем Большом Спасоглинищевском переулке. Планы тогда были наполеоновские – хотел большой еврейский центр построить, напротив синагоги, но светский, с университетом, музеем, библиотекой и много чем ещё. Наивным был на редкость: пытался уговорить «Джойнт» с «Сохнутом» войти в долю с РЕКом, не понимая, что они друг друга ненавидят на биологическом уровне, как с еврейскими организациями всегда и бывает. Ну, «Джойнт» всё тогда и сорвал.

Помимо фигурок зверей, в очередной ящик поместились огромная полированная деревянная рогатка и деревянный, обтянутый кожей там-там, купленные в ходе давней поездки с друзьями в Калифорнию где-то в сувенирной лавке при национальном парке с секвойями. Был это, помнится, Йосемитский заповедник, с его скалой «Капитан», глетчером и огромными водопадами. Роскошное место, хотя ехали туда из Сан-Франциско полдня, а обратно вернулись уже глубокой ночью. Ну молодые были, полные сил и оптимизма, а как друзья всегда приговаривали: «для бешеной собаки сорок вёрст не крюк». Сами американцы обычно туда ездят с ночёвкой, чтобы поутру, никуда не спеша, возвращаться, не загоняя ни себя, ни жён по ночной дороге, и они правы, но мы же самые умные, нам непременно надо всё по-своему сделать…

Ну а последняя из привезенных коробок: опять дерево. Китайский резной жезл жуи. Пара складных настольных лаковых ширмочек – одна с изображениями богов, другая с цветами. Маленькая резная деревянная птица додо – вымерший дронт, привезенный неведомо откуда, скорее всего, тоже из Америки, где полно причудливых сувениров из всех стран мира, которые только можно себе представить. Пара калифорнийских шкатулок из кедра, сохранивших сильный запах до сих пор, и пара из Израиля, из древесины оливы, с визитками и оставшимися от поездок мелкими монетками со всего света. И напоследок – малюсенький сувенирный израильский свиток Торы. Точнее, одна какая-то микроглавка из неё, но один в один как настоящая: из пергамента, намотанного на две деревянные палочки.

Да! Расписной деревянный сувенирный же бумеранг из Австралии, привезенный одним из коллег и партнёров, который туда в начале 90-х с семьёй эмигрировал, но быстро вернулся и несколько лет работал в составе нашей команды, хотя