Я, Юлия - Сантьяго Постегильо

Конница Нигера

– Держать строй! – рявкнул Нигер на своих всадников.

Император Востока, сидевший на своем коне, был готов схватиться с преследователями. Те ни разу не дали ему передышки за все эти проклятые дни, когда он спасался бегством. Теперь было важно, чтобы окружавшие его воины сохраняли плотный строй. Стоя плечом к плечу, они могли остановить натиск врагов, сразиться с ними и – почему бы нет? – одержать победу. Силы были равны.

Но Нигер не учел кое-каких обстоятельств.

Конница Лета

– Готовьтесь наступать! – прокричал Лет изо всех сил. – Помните, что их лошади утомлены вдвое больше наших! В этом наше преимущество!

Он был прав. В этом заключалось небольшое, но очень важное различие между двумя отрядами. Расчет Лета, решившего взять с собой лишь половину солдат, чтобы иметь подменных лошадей, оправдался.

Осознав это различие, его воины воодушевились.

Трибун повторял сказанное вновь и вновь, как можно громче, словно хотел, чтобы его услышали и вражеские всадники: до них было всего триста шагов и ветер вполне мог донести его слова.

Конница Нигера

Люди Нигера переглядывались. Слова Лета долетели до них и произвели именно то действие, какого он добивался. Они посмотрели на своих лошадей, шумно всхрапывающих, измученных: какое уж тут сражение? Сначала отдых. Но на отдых не было времени. Преследователи изготовились к бою.

Это было первое обстоятельство, которого не учел Нигер.

– Держать строй! – настаивал он.

Было и второе обстоятельство: следовало подать личный пример.

Всадники Нигера увидели, что преследователи перешли на галоп.

Битва на берегах Евфрата

Многие всадники Нигера развернулись и поскакали к реке, решив, что схватка их не касается, главное – остаться в живых. За рекой была Парфия. Там они могли рассчитывать на теплый прием, поступить на службу и стать наемниками или военными советниками: близилась новая война, римские легионы собирались переправляться через Евфрат. Бегство с поля боя было единственным выходом. Так они и сделали, без стеснения, без зазрения совести. Сам император Песценний Нигер научил их, как поступать в подобных случаях, во время сражения при Иссе. Его воины оказались хорошими учениками и прекрасно освоили преподанную им науку трусости.

Вскоре рядом с Нигером остались лишь два десятка самых преданных сторонников: слишком мало для основательной защиты. Враги подступили со всех сторон, его лошадь и он сам покрылись ранами. В конце концов и человек, и животное оказались на земле.

Песценний Нигер, Imperator Caesar Augustus, полз на четвереньках по земле Месопотамии, в сторону реки, к берегам которой уже устремились почти все его воины, оставив властителя на произвол судьбы. При Иссе он покинул Эмилиана и свое войско; теперь его люди платили ему той же монетой.

– Назад, проклятое отродье! Вернитесь! – взывал он в бессильной в злобе, меж тем как последние всадники, до конца хранившие ему верность, падали замертво, пронзенные мечами и копьями.

Лет велел своим солдатам окружить Нигера и не заботиться больше ни о чем. В первую очередь следовало схватить и умертвить императора-бунтовщика. Он понимал, что многие воины Нигера утонут при переправе через Евфрат, а кое-кому удастся достичь противоположного берега – но преследовать их во вражеской стране было невозможно: не хватало сил. К тому же Север велел ему расправиться с Нигером, и Лет собирался в точности выполнить полученный приказ. Трибун было уверен: рано или поздно солдаты Севера все равно настигнут беглецов.

Лет спешился и медленно подошел к Нигеру. Тот полз по песку к берегу реки, напоминая маленького ребенка, еще не умеющего ходить. За ним тянулся кровавый след.

Легат не собирался объявлять Нигеру о том, что для него все кончено. Не сказав ни слова, он убил его так, как обычно убивают бунтовщиков, – вонзил меч ему в спину. Смерть, ждущая труса, который пускается в бегство, как только на поле боя становится жарко.

– А-а-а! – завыл Нигер, выгибаясь в предсмертной судороге.

Он расставался с жизнью, с властью, с начальствованием над всеми восточными легионами: еще один император, павший в жестокой борьбе, которая разгорелась после убийства Коммода.

Нигер застыл на месте.

Лет взял его за волосы и приподнял голову.

– Нет, не-е-ет! – закричал умирающий император, в котором еще оставалась искорка жизни.

Но Лет был глух к мольбам: он принялся отделять голову поверженного императора от тела, распростертого на земле. Это потребовало от него немалых усилий. Срез не был ровным: римские мечи не отличались остротой, будучи по преимуществу колющим оружием. Но сила трибуна и его желание во что бы то ни стало выполнить приказ Севера сделали свое дело.

Он поднял голову Нигера и показал своим людям.

Антиохия Май 194 г.

Горожане открыли ворота, и им сохранили жизнь, а также самое ценное имущество. Взамен пришлось отдать много, очень много денег, пополнивших казну императора Севера. Теперь он мог заплатить жалованье легионерам – о чем в свое время говорила Юлия, – раздать денежные награды и задуматься о новых восточных походах, не строя свои расчеты на разграблении городов.

Легионеры с Данубия и солдаты из восточных вексилляций, собравшиеся в большом цирке Антиохии – громадном сооружении, которое выстроил божественный Траян на месте ипподрома, разрушенного землетрясением, – в четвертый раз провозгласили Севера императором, что должно было образумить сенаторов. Затем Север вручил награды самым выдающимся военачальникам: Лету, к тому времени уже вернувшемуся, Алексиану, другим легатам и трибунам. Он тщательно продумал ход торжеств, пожелав – в очередной раз – обратить внимание всех собравшихся на два обстоятельства. Во-первых, Юлия и сыновья, Бассиан и Гета, постоянно были рядом с императором, сидели всего в нескольких шагах от него, и это видели все. Севера не радовало присутствие супруги с ее вечным упрямством, но он не мог поступить иначе: все должны были понимать, что в императорской семье царит нерушимое единство. Ссоры были их личным делом. Во-вторых, он хотел подчеркнуть, что победа над Нигером стала окончательной и безоговорочной. Поэтому в середине арены, на которой выстроились легионеры и награждались военачальники, водрузили кол с головой Песценния Нигера, доставленной Летом с берегов Евфрата. Обезображенное лицо восточного императора было едва узнаваемым.

Торжества завершились на закате. Император и его родственники направились к выходу. Нагнав Севера, Алексиан спросил:

– Что будем делать с головой Нигера?

Тот даже не остановился, бросив на ходу:

– Пошли в Византий, пусть Гета перекинет ее через стену. Горожане увидят, что сопротивляться мне бесполезно.

Распорядившись насчет головы самопровозглашенного римского императора,