Выше только небо - Риз Боуэн

– Понимаю. Однако все движется к тому. Группировка Роммеля потерпела поражение, войска союзников высадились в Италии. Наша победа – это лишь вопрос времени.

– Вы действительно так думаете, мы победим?

– Нет ни малейших сомнений. Сейчас у нас явное преимущество.

Его слова заставили Джози впервые почувствовать надежду. И одновременно задуматься. Чем она займется после войны? Возможно ли поступить в университет в ее возрасте? И захочет ли она пойти учиться? Или лучше вернуться к мисс Харкорт и помочь пожилой женщине привести в порядок ее особняк? Но не станет ли ей скучно в деревне после насыщенной жизни в Блетчли-Парк? А как насчет предложения доктора Голдсмита? Но Джози чувствовала – она способна на нечто большее, чем роль домохозяйки или жены врача. «Для начала покончим с войной», – сказала себе Джози.

* * *

А затем, в конце 1943 года, все изменилось. Она просматривала колонку имен в отчете о британских военнопленных и наткнулась на знакомое имя: Джонсон Майкл, находится в немецком концлагере Шталаг Люфт – лагерь, где содержат военных летчиков. Неужели это Майк? Ведь имя Майкл Джонсон не такое уж редкое. Джози была в смятении. Она испытала огромный прилив счастья – Майк жив. С другой стороны, не лучше ли забыть о прошлом и двигаться вперед? Но потом Джози подумала: Майк в заключении – а ведь ему уже приходилось сидеть в тюрьме, – вдали от дома, брошен на произвол судьбы. Мистер Томас как-то рассказывал, каково это – настоящий ад, когда никому до тебя нет дела.

Джози поделилась своим открытием с подругами.

– Как думаете, могу я воспользоваться полученной информацией и написать ему? – спросила она.

– Да ради всего святого, Джози, – воскликнула Диана, – если парень тебе небезразличен, конечно, напиши. Бедняга попал в такой переплет. Он будет счастлив получить весточку от кого угодно.

Джози кивнула. Она не стала посвящать девушек во все детали их отношений – воспоминания были слишком болезненны.

Ночью, лежа в постели и прислушиваясь к грохоту колес очередного поезда, при приближении которого вся комната сотряслась, а оконные стекла жалобно дребезжали, Джози пыталась понять, что она знает об этом человеке, Майке Джонсоне, и какие чувства на самом деле испытывает. Ей все еще трудно было смириться с тем, что Майк – убийца. Джози помнила его доброту и мягкость, помнила, как ласково он гладил собаку и как выхватил из набежавшей волны испуганного ребенка. И с какой нежностью смотрел на нее. А ведь суд смягчил первоначальное обвинение, его приговорили за непредумышленное убийство. Не означает ли это, что смерть жены была несчастным случаем? Может, он по ошибке дал ей не то лекарство? – убеждала себя Джози.

И она взялась за письмо.

«Дорогой Майк! Надеюсь, я пишу тому самому Майку? Но мне показалось, это было бы слишком невероятным совпадением, если в лагере для военнопленных летчиков окажется какой-то другой Майк Джонсон, командир эскадрильи Королевских ВВС. Так что, полагаю, это ты. Я думала, ты погиб. Мне сказали, что твой самолет не вернулся. А теперь я узнала, что ты жив. Не уверена, передадут ли тебе это письмо и позволят ли написать домой, но хочу, чтобы ты знал – я думаю о тебе. Я постараюсь выяснить, можно ли отправить посылку. Если так, скажи, какие вещи тебе необходимы в первую очередь?

С любовью, Джози».

Все. Она написала! Джози нашла отделение Красного Креста и отправила послание через них. Пару месяцев было тихо, Джози уже потеряла надежу, когда наконец пришел ответ.

«Дорогая Джози!

Твое письмо – как чудо! Не могу передать, как я счастлив. Ты не представляешь, сколько я думал о тебе в этом аду. Хотя, наверное, нам повезло. Тут не так плохо, как в других лагерях. Поскольку мы все же офицеры, к нам относятся с некоторой долей уважения, если это слово уместно. Никаких издевательств и наказаний до тех пор, пока кому-нибудь не взбредет в голову устроить побег, что случается довольно регулярно. Но я не настолько глуп, чтобы пытаться бежать. Таких просто пристреливают. А я предпочитаю остаться живым, вопреки всему. Мне не следует больше рассказывать об условиях содержания – письмо может подвергнуться цензуре. Добавлю лишь, что кормят ужасно: жидкий овощной суп и ломтик черного хлеба один раз в день. Едва-едва хватает, чтобы не протянуть ноги. Но, говорят, немцы и сами питаются не лучше нашего.

Как дела у твоего мужа? Он уже поправился? Вернулся на фронт? Ты все еще в Лондоне? Думаю о тебе постоянно. Те дни, которые мы провели вместе, были самыми светлыми за последние годы моей жизни. Одна мысль о том, что ты помнишь меня, согревает сердце. Желаю тебе счастья. Надеюсь, твой муж понимает, какое сокровище ему досталось.

С любовью, Майк.

P. S. Если позволят передать посылку, я был бы признателен за кусок мыла и пару теплых носков».

Джози отправилась в лавку. Она купила мыло, шерстяные носки, добавила банку концентрированной мясной пасты «Боврил», банку тушенки и пачку печенья. Ей очень хотелось послать плитку шоколада, но его невозможно было достать. Также Джози вложила пачку писчей бумаги. Она упаковала посылку и подумала, что нужно написать несколько слов. Рассказать ему о смерти Стэна? Не подаст ли она этим ложную надежду? Но потом решила, что надежда – как раз то, что ему сейчас нужно больше всего. Джози написала, что муж умер, особняк мисс Харкорт захватили военные с авиабазы, пожилая женщина переехала в дом к доктору Голдсмиту, а она поступила на службу в правительственное учреждение и гордится своей работой.

В мае пришло письмо от Майка, написанное на бумаге, которую послала ему Джози.

«Джози, не могу передать, что для нас значила твоя посылка! Мы греем воду на керосинке в углу барака, и я даю каждому по кружке кипятка с чайной ложкой мясной пасты – очень питательно, помогает поддерживать силы. Боже, а тушенка – настоящий дар небес! Мы причмокивали губами и стонали от восторга, когда уплетали ее, словно нам подали нежнейшую телячью отбивную.

Погода налаживается. Теперь из нашей норы мы видим далекие горы. Нас выпускают из бараков поиграть в футбол. По крайней мере, выпускали, пока двое тупиц не попытались сделать подкоп под забором из колючей проволоки. Их расстреляли у нас на глазах, а остальных заставили до вечера стоять по стойке смирно. Теперь никаких прогулок, мы снова сидим взаперти.

Джози, мне очень жаль, что твой муж умер. Не