Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - Владислав Бахревский

Не только партизанам – даже немцам стало понятно: идет последний бой, бой на уничтожение. Но день минул, а мстители живы, мстители сражаются. Потери среди атакующих очень даже чувствительные. Редеют роты, батальоны.

Утром 26-го, после массированной кровопролитной атаки, немцы прекратили огонь и послали к партизанам женщин и детей. С белыми флагами, с листовками. Под честное слово немецкого командования партизанам, сложившим оружие, была обещана жизнь и достойная работа в Германии.

Передышка пошла на пользу. Партизаны собрали оружие убитых немцев, автоматы, гранаты, фляжки с водой, со шнапсом. Веселей стало. Немцы, подобравшись, неожиданно ринулись в атаку, тогда и партизаны поднялись: «Ура!» Ярость русских яростней! Немцы бежали. Оружия прибыло. На ночь глядя командиры опять сошлись на совет. Решили пробиваться ночью.

В полночь изготовились. И напоролись на пулеметы.

Утром бой закипел на горелом болоте. Партизаны потеснили немцев на сто пятьдесят – на двести метров. Но в супротивниках две дивизии. В уязвимое место перебросили пулеметы, пробиться не удалось.

Герасим Семенович в своем соседе по болотной кочке узнал Трунова:

– Александр Николаевич! Слава тебе, Господи! Живой.

Обнялись.

– Наш нынче день!

– Наш. А помнишь?

Засмеялся Герасим Семенович:

– Как такое забыть? Мы с тобой заваривали эту золотую кашу. Все схроны уцелели, все пошли на дело.

– У Золотухина глаз на людей точный. Ему бы в секретари обкома.

– Дайте срок, будет и свисток. До мира бы дожить.

Трунов даже крякнул:

– Далеко заглядываешь!

– А чего далекого? Под Сталинградом Гитлера побили. Теперь дело под Курском. Побьем, и тогда уж нас не остановишь!

– Орденок-то у тебя горячо горит, Герасим! А про какую ты кашу говорил, дескать, золотая?

Герасим Семенович улыбнулся:

– Когда 20 мая прорывались, приснилось мне: кашу я сварил – золотую. Ефимию Васильевну каша моя изумила, да и сам я в изумлении. Так это явственно было.

– У тебя крест есть? – спросил Трунов.

– Есть. Я – не коммунист.

– А я – коммунист. Вздремнуть надо, чтоб сил завтра хватило. А крест у тебя далеко?

– На груди.

– Дай мне поцеловать. Интернационал – это, конечно, могучее дело, общечеловеческое. Но я, Герасим, русский человек.

Поцеловал Трунов крестик и заснул. Губами причмокивал. Дитем себя во сне видел.

На рассвете воробьи в кусту Богу песнь спели: «Жив-жив!» И тотчас пулеметы подняли лай. Зайцев позвал к себе Копылова и Степичева:

– Смотрите, ребята, сюда! Ложбинка, кусты поверх. По ложбинке – ползком. В кусту передохнуть. Воду видите? Между кочками? Намокнете, но живы останетесь. Дальше аир, осока, камыши. И ольха, а потом краснотал. Там густо. Можно отсидеться.

– Иди первым, мы за тобой, – сказал Степичев.

– Нет, ты давай мне свой пулемет. Я отвлеку вражью орду на себя, ну, а потом догоню. Лес – мой дедушка.

Бой разгорелся. Алексеев, Золотухин и Луговой снова повели партизан на прорыв. Трунов тоже пошел. Алексеев и Луговой были убиты. Партизаны залегли. И тут пошли власовцы. Как гребешок, партизан вычесывали из леса. Шли и расстреливали из немецких автоматов саму землю.

– Ребята, с Богом! – скомандовал пулеметчикам Герасим Семенович. Дал длинную очередь и тотчас отполз за пригорок.

«Какая же мерзость! – говорил он себе, выцеливая власовцев. – По своим стрелять заставили!»

Срезал атакующих, как траву. И с чудесного пригорка – вниз, в кочки. Тут его пчела и ужалила.

«Дупло, что ли, разорили? – спросил себя Герасим Степанович. – Или земляную пчелу обидел ненароком?»

А на руках – кровь.

– Не пчела. Оса стальная.

И поплыл. Увидел чугунок, полный золотой каши. Каша кипела, вываливалась через край.

– Ефимия! Ну где же ты там? Каша убегает! – крикнул Герасим Семенович и ужаснулся: гудящий рой мух кружил над золотой кашей. – Ефимия Васильевна! Мухи!

И, чтобы отогнать всю эту сволочь, приподнялся, приложился к пулемету, бил в упор, по ногам мушиным. Но вой стоял человеческий. Очередь из травы дробила кости, разрывала животы.

Сознание вернулось, глаза смотрели так ясно, как никогда. Увидел: Миша Степичев и Копылов уже в краснотале. Уйдут.

А мухи-то всё – двуногие.

– Какие вы русские! Вы – мухи. Холопы немецкие. Даже стрелять вас противно.

Но на гашетку все-таки нажал.

И понял: устал беспредельно. Без золотой каши не будет сил уйти за Степичевым. Откинулся, положил голову на локоть.

Господи! Небо!

Засмотрелся…