Генеральская дочь - Ирина Владимировна Гривнина

Ирина Гривнина

Генеральская дочь

Роман

Москва

«Текст»

2005

Художник А. П. Иващенко

© Ирина Гривнина, 2005

* * *

«Знаменитый советский генерал» Иона О. верно стоял на страже государственной безопасности, а если и колебался порой, так только в соответствии с колебаниями генеральной линии партии. А потом генерал умер, оставив жену, дочь и внука, из рассказов, дневников, мемуарных записок которых и состоит роман «Генеральская дочь». И хотя генерал О. персонаж вымышленный, ощущение подлинности происходящего в романе настолько велико, что после выхода книги на Западе один голландский критик потратил немало времени, разыскивая сведения о «знаменитом генерале». Теперь роман «Генеральская дочь», который охватывает семь десятков лет жизни в СССР между революцией 1917 года и развалом страны в начале 90-х годов, выходит и в России.

Ирина Гривнина — писатель, литературовед и переводчик. Известная диссидентка, провела четырнадцать месяцев в тюрьме. В 1985 году эмигрировала в Нидерланды, живет в Амстердаме.

* * *

Моему мужу,

Поддержке и Опоре,

посвящаю —

в память о тех,

кто без Опоры —

погиб

…О том, что пережили казненные или лагерники, я говорить не смею. Это доказываемо словом. Но и каждая наша благополучная жизнь — шекспировская драма в тысячекратном размере.

Анна Ахматова

Prelude

Детство: место, где все осталось так и там.

Марина Цветаева

В ночь с 21 на 22 декабря 1980 года, самую длинную в году ночь, когда Солнце покидает знак Стрельца и вступает поэтический и странный месяц Козерога, мне приснилась молодая женщина. Она была в голубой соломенной шляпке и голубом платье тончайшего крепдешина, длинном, почти по щиколотку, расклешенном по моде начала 50-х годов.

Женщина шла, чуть покачиваясь на высоких граненых каблуках, по неширокой дорожке меж густых, разросшихся кустов. Я узнала дорожку: то был двор моего детства. Плотные гроздья белых цветов лежали на кустах снежными шапками, пахли резким, с детства памятным запахом. И необычайно яркое солнце, какое бывает только в детстве или во сне, светило сквозь прозрачные кроны старых берез.

Я узнала платье: такое было у мамы, когда я, совсем маленькой, тосковала по ней. И сразу вспомнился сладковатый запах ее духов «Красная Москва», казавшийся мне восхитительным, и плоский картонный футлярчик из- под этих духов с шелковой кисточкой на крышке.

Я подняла руки и поправила шляпу. И только тут осознала, что я и есть эта женщина, что это собою, воплощенной мечтой моего убогого детства, любуюсь я со стороны: высокой и взрослой, в старомодном шелковом платье и тупоносых, неуклюжих туфлях с огромными лаковыми бантами. Это было, как исполнение желания.

Я свернула с дорожки вправо и попала в чужой палисадник. Яркие цветы на высоких стеблях росли у тенистой веранды, огороженной коричневыми от старости перилами. На веранде, погруженная в плетеные кресла, сидела очень старая женщина. Она положила ладонь на книгу, которую читала, держа на коленях, и начала что-то сердито говорить мне. И я вспомнила: в моем детстве эта старая дама не любила, чтоб мы ходили мимо ее веранды.

И, словно в детстве, я сделала вид, что испугалась, пробежала вперед, легко нагнулась, пролезла в знакомую дырку сквозь кусты и вышла с другой стороны дома. Здесь играли дети. Я подошла к ним, позвала маленькую темноволосую девочку с аккуратными толстыми косичками. А когда она подбежала ко мне, привычным движением обняла ее за плечи и сказала: «Пойдем домой, доченька».

И мы начали подниматься по очень высокой крутой лестнице. Мы медленно шли вверх, лестница все не кончалась и…

…Что-то загремело, я проснулась и увидела грязно-коричневые стены, подпирающие грязно-белый потолок со вмурованной в него стосвечовой лампой, и обитую железом серую дверь с крошечным круглым окошечком вверху. В окошечко глядел внимательный, изучающий глаз надзирателя. Он гремел связкой ключей о дверь и кричал: «Подъем!!!»

Верно, не надо объяснять, что сон снился мне в тюрьме, где, как утверждают опытные люди, все чувства человека обостряются. Сны, виденные в тюрьме, хорошо запоминаются, и иногда оказываются вещими. Мне снились города, которых я не видела прежде, дом, в котором я никогда прежде не жила, ребенок, которого у меня не было.

Пятью годами позже, гуляя по Амстердаму с младшей дочкой, я вдруг узнавала уголок парка, или — окаймленные деревьями узкие набережные без парапетов, или — красивые, словно детские игрушки, дома моих тюремных снов. И испытывала пережитое уже во сне ощущение счастья оттого, что в ладони моей лежала ее маленькая рука.

Возвращаться из яркого, солнечного сна в тюрьму всегда мучительно, но в тот день пробуждение мое было особенно грустным: я никак не могла забыть оставшуюся во сне девочку, не рожденного мною ребенка.

И еще не давала мне покоя мысль о том, что старая дама с коричневой террасы умерла много, много лет назад. Мне было жаль ее. И жаль ее воспоминаний, о которых я знала лишь подслушанные во взрослых разговорах обрывки: что-то о мужчине, который боялся, что его арестуют, и покончил с собой, когда никого не было дома. К этому прибавляли обычно: «Зато он спас и жену, и детей». Кажется, этот мужчина был муж старушки. А может быть, ее отец?

«И все они умерли, умерли, умерли…»

Прошло много лет, но я не могу забыть этот сон, эту тоску по бесследно исчезнувшим, всеми забытым людям, по их утраченным воспоминаниям. Может быть, желание как-то сохранить если не чужую жизнь, то хотя бы чужую память, и сделало меня журналисткой, заставило мотаться по всему миру и задавать незнакомым людям странные вопросы?

Одна из первых моих попыток не дать погибнуть чужим воспоминаниям привела к появлению этой книги. В основу ее положена серия интервью с Леной Ионовной О., дочерью советского генерала Ионы О.

Генерал О. слыл в Москве личностью легендарной. Рассказывали, к примеру, о том, как простым солдатом Иона О. ввязался в спор со всесильным тогда командармом Тухачевским и не побоялся назвать Варшавский поход «авантюрой», о том, как в войну, где-то под Курском, генерал О. лично возглавил наступление и увлек за собой струсившую было пехоту…

Более всего меня