Юки-онна, или Записки о ёкаях - Лафкадио Хирн

Лафкадио Хирн

Юки-онна, или Записки о ёкаях

Комильфо. Страшные сказки Азии

© Сергеева В. С., перевод, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Исполненное обещание[1]

Была весна; дело происходило в деревне Като провинции Харима. Акана, самурай из Идзумо, хотел навестить родные края.

Хасэбэ сказал:

– Идзумо – Страна Восьми Летящих Облаков[2] – лежит далеко отсюда. Поэтому вам, вероятно, трудно назвать точный день своего возвращения. Но если вы сможете его определить, то осчастливите нас. Мы приготовим пир в честь вашего приезда и будем ждать вас у ворот.

– Что ж, – отвечал Акана, – я много путешествовал и, как правило, способен заранее рассчитать, сколько времени займет дорога. Я могу с уверенностью пообещать вам, что вернусь… ну, скажем, на праздник Тёё[3].

Хасэбэ произнес:

– То есть на девятый день девятого месяца, когда цветут хризантемы. Мы полюбуемся ими вместе. Как замечательно! Так, значит, вы обещаете прийти в девятый день девятого месяца?

– В девятый день девятого месяца, – повторил Акана, улыбнулся на прощание и зашагал прочь от деревни Като, что в провинции Харима, а Хасэбэ Сомон и его мать смотрели ему вслед со слезами на глазах.

Старинная японская пословица гласит: «Ни солнце, ни луна не медлят в пути». Быстро шло время; настала осень – пора хризантем. На девятый день девятого месяца Хасэбэ с раннего утра стал готовиться к встрече названого брата. Он позаботился об угощении, купил вина, украсил комнату и наполнил стоявшие в нишах вазы разноцветными хризантемами. Мать, глядя на него, сказала:

– Сынок, до Идзумо не меньше сотни ри[4]; путь через горы труден и опасен. Никто не поручится, что Акана прибудет сегодня. Не лучше ли будет, прежде чем утруждать себя, дождаться его возвращения?

– Нет, матушка, – ответил Хасэбэ. – Акана обещал вернуться сегодня, и он не нарушит слова. Если мы начнем готовиться к празднику после его прихода, он поймет, что мы усомнились в его честном слове. Для нас это будет большой позор.

Погода стояла прекрасная, безоблачная, воздух был так чист, что мир казался бескрайним. С самого утра много путников проходило через деревню; попадались среди них и самураи, и Хасэбэ, выходя на них поглядеть, не раз думал, что вон он, Акана. Но колокола в храме пробили полдень, а Аканы все не было. Целый день Хасэбэ ждал напрасно. Солнце село, а названый брат по-прежнему не показывался. Но Хасэбэ все стоял у ворот и смотрел на дорогу. Наконец мать подошла к нему и сказала:

– Тебе ведь известно присловье, сынок: «Человеческая душа переменчива, как погода осенью». До завтра хризантемы не завянут. Ступай спать, а утром, если угодно, снова будешь ждать Акану.

– Отдыхай, матушка, – ответил Хасэбэ, – а я подожду. Я верю, что он придет.

Мать отправилась к себе, а Хасэбэ остался стоять у ворот. Ночь была такой же ясной, как день, и белая Небесная Река блистала необыкновенной красотой.

Деревня спала. Тишину нарушал только плеск ручья, да где-то вдалеке лаяли собаки. Хасэбэ ждал… ждал, пока месяц не скрылся за окрестными холмами. Тогда он наконец засомневался – и ощутил страх. Хасэбэ уже намеревался вернуться в дом, когда увидел, что по дороге легко и быстро шагает кто-то рослый… еще мгновение – и он узнал Акану.

– Это вы! – воскликнул Хасэбэ, бросаясь навстречу. – Я ждал вас с самого утра! Вы сдержали обещание! Боюсь, вы утомились, мой бедный брат, – входите же, к вашему возвращению все готово!

Он усадил Акану на почетное место и поспешно поправил светильники, которые едва горели.

– Матушка утомилась и уже легла, – продолжал Хасэбэ, – но я немедленно ее разбужу.

Акана неодобрительно покачал головой.

– Как вам угодно, брат, – сказал Хасэбэ и поставил перед гостем еду и вино.

Акана не прикоснулся ни к тому, ни к другому; некоторое время он молчал и сидел неподвижно, а потом заговорил шепотом, словно боясь разбудить мать Хасэбэ.

– Я должен поведать вам, как вышло, что я чуть не опоздал. Вернувшись в Идзумо, я обнаружил, что жители забыли доброту нашего прежнего повелителя, славного Энъи, и стали искать благосклонности узурпатора Цунэхисы, который захватил замок Тонда. Однако мне было необходимо навестить своего двоюродного брата, Акану Тэндзи, хоть он и перешел на службу к Цунэхисе. Он убедил меня увидеться с Цунэхисой; я согласился, главным образом желая изучить характер нового правителя, поскольку раньше я с ним не встречался. Цунэхиса – опытный и храбрый воин, но он хитер и жесток. Я дал понять, что никогда не стану ему служить. Когда аудиенция окончилась, он велел моему родственнику схватить меня и держать под караулом в доме. Я сказал, что обещал вернуться в Хариму на девятый день девятого месяца, однако меня не отпустили. Тогда я попытался сбежать из крепости ночью, но за мной зорко следили. Лишь сегодня я придумал, как исполнить обещание…

– Сегодня? – изумленно воскликнул Хасэбэ. – Но Идзумо ведь в сотне ри отсюда!

– Да, – отвечал Акана, – и никто не способен пройти сто ри за один день. Но я знал – если я не сдержу слово, вы, быть может, плохо подумаете обо мне. И тогда я вспомнил старую поговорку: «Человеческая душа может за день совершить путь в тысячу ри». К счастью, у меня не отобрали меч, только благодаря этому я сдержал слово… Береги мать.

С этими словами он встал и в то же мгновение исчез.

Тут Хасэбэ понял, что Акана покончил с собой, чтобы исполнить обещание.

На рассвете Хасэбэ Сомон отправился в замок Тонда, что в провинции Идзумо. Добравшись до Мацуэ, он узнал, что на девятый день девятого месяца Акана Сомон совершил харакири в крепости, в доме Аканы Тэндзи. Тогда Хасэбэ пошел к Акане Тэндзи, обвинил его в предательстве, убил на глазах у всей семьи и скрылся. Узнав об этом, Цунэхиса велел не преследовать Хасэбэ. Жестокий и неразборчивый в средствах, он тем не менее уважал в людях стремление к правде. Цунэхиса по достоинству оценил отвагу и верность Хасэбэ Сомона.

Нарушенное обещание[5]

– Я не боюсь смерти, – сказала умирающая, – и тревожит меня