Проклятая весна - Эш Дэвидсон

Ознакомительный фрагментприлипли к нему и высохли, как грязные птичьи гнезда; пока она не съела на спор сверчка. Множество раз, всю старшую школу, Коллин сидела, ссутулившись на стуле перед кабинетом директора – стул был желтым и гладким, и на нем совершенно невозможно было сидеть прямо, – и ждала, пока очередной директор (менялись они каждые несколько лет) выпорет Энид. Как будто ее дерзость можно было усмирить. Коллин дергалась от каждого нового глухого шлепка, доносящегося из-за матовой стеклянной двери кабинета, но Энид ни разу не издала ни стона, ни вскрика. Слышалось тяжелое директорское дыхание. Иногда миссис Портер начинала хмуриться, и тогда Коллин выпрямлялась и одергивала юбку, словно это ее плохая осанка была предметом неодобрения Гейл Портер.

Карпик застегнул ремень безопасности.

– Поехали. – Энид засунула в рот Алси сосок. – Из-за тебя мы опоздаем.

Коллин остановила машину и взглянула на приземистое коричневое здание. Она не была в больнице Мэд-Ривер с тех пор, как проходила здесь свой пятимесячный осмотр – как раз перед Пасхой.

– Давай с этим покончим, – сказала Энид.

Внутри их встретил линолеум в разводах грязи, натащенной с резиновых сапог. Энид отправилась в регистратуру – спорить о пропущенном приеме, как будто это она тут была права, а затем присоединилась к Коллину и Карпику, которые уже успели сесть на стулья, расставленные вдоль стены. «Сандерсон» не предоставлял своим работникам страховку, но если в твоей семье кто-то работал на лесозаготовках, то больница лечила тебя всю жизнь бесплатно – какой бы долгой она ни была.

– Какая муха Гейл вообще укусила? – принялась жаловаться Энид, хотя это она потеряла справку о прививках. – Как будто у них всех может оказаться бешенство.

В коридор вышла медсестра с карточкой в руках. Коллин узнала ее со своего прошлого визита.

– Малышка до сих пор не плачет? – спросила она Энид.

– Вот бы у меня шесть таких было, – ответила та.

– Каждый ребенок – это чудо, – напомнила ей медсестра – старая присказка, которую любила их мама.

Она никогда не хотела детей. Сама призналась в этом Коллин незадолго до смерти.

Вышитое крестиком изречение висело в маленькой комнатке в самом конце больничного коридора. Сколько раз Коллин сидела на столе для осмотра, уставившись на эту фразу, а к ее бедрам липла клеенка – там, где больничная сорочка расходилась, обнажая кожу.

КАЖДЫЙ РЕБЕНОК – ЭТО ЧУДО.

Всякий раз, когда дверь открывалась и за ней не оказывалось матери, Коллин почему-то удивлялась.

Если бы этой весной Коллин удалось сохранить беременность, она бы и сейчас сидела на этом столе, свесив ноги, с округлым животом, лежащим на коленях, и считала бы дни до назначенного срока – 14 августа. Эта дата прочно застряла в ее сознании. Даже медсестры – женщины, обученные ничего не чувствовать, – ее жалели. Коллин это видела – по их напускной жизнерадостности, по тому, как они избегали смотреть ей в глаза. Но даже после кровотечения, после рождения ребенка, который, как она знала, никогда не смог бы дышать, после нескончаемой череды счетов – вкус горького клея на клапане конверта, который она облизывала каждый месяц, выписывая чек, теперь ассоциировался у нее с больницей – даже после всего этого Коллин все еще ужасно хотелось еще одного ребенка, и эта боль прочно угнездилась у нее в груди.

Желание. Азарт? Нет, тоже не подходит.

Медсестра вздохнула.

– Дайте-ка я ее осмотрю.

Энид исчезла за дверью вместе с Алси.

– А тетя Энид правда бы его застрелила? – спросил Карпик, болтая ногами.

– Кого?

– Того мужчину.

Интересный вопрос.

– Нет. – Коллин лизнула палец и вытерла пятно с его щеки.

Карпик отвернул голову, молча уставившись на автомат со жвачкой – он знал, что ему все равно ничего не купят. Наблюдая за ним, можно было увидеть, каким Рич, должно быть, был мальчиком: нежным, тихим, кошмарным сладкоежкой.

Дверь, ведущая в комнаты для осмотра, открылась, и оттуда, шаркая ногами, вышла Хелен Янси. Коллин не видела ее много месяцев, даже не знала, что она ждет ребенка. Беременный живот Хелен выпирал из-под пальто, большие ладони порозовели от работы на консервном заводе, волосы заплетены в толстую черную косу. Люк плелся позади – все еще слишком маленький для мальчика его возраста.

Он и родился маленьким, весил едва ли пять фунтов. Прабабушка Хелен дала ей какую-то темную пасту и намазала мазью живот. Прабабушка ее и вырастила и всегда говорила, что ноги ее не будет в больнице белых мужчин – она считала, что там женщин племени юрок зашивают изнутри, чтобы они больше не могли иметь детей, а без нее Хелен идти отказывалась. Сосредоточенно наморщив татуированный подбородок, прабабушка пела молитвы – ритмичные песнопения, которые старуха продолжала часами, казалось, даже не переводя дыхания. «Не молитвы, – поправила Хелен позже. – Лекарство. Чтобы ребенок легко родился». И так и было – Люк выскользнул Коллин на руки, разъяренно молотя кулачками, пока она, ошеломленная и благодарная, сама на шестом месяце беременности Карпиком, стояла коленями на занавеске для душа, которой застелили пол в спальне Хелен и Карла. Это была первая беременность, которую она принимала.

– Иди сядь вон там, – приказала Хелен Люку, и Коллин вернулась в настоящее.

Люк сел рядом с Карпиком и принялся болтать ногами.

– Ты ведь скоро в детский сад идешь, да, дорогой? – спросила Коллин. Марша всех звала «дорогими», и эта привычка передалась Коллин, когда она работала в главном офисе лесопилки. Энид сказала, что Коллин так много общалась со стариками, что сама стала почти как они. Люк кивнул. – Вы с Карпиком будете учиться в одном классе.

Медсестра передала Хелен какие-то бумаги.

– Можете заново сделать справку о прививках для детей ДеВиттов? – окликнула медсестру секретарь.

– Что, опять?

Секретарь пожала плечами.

– Она их потеряла.

Медсестра вздохнула и взяла в руки толстую медкарту Энид – шесть детей, и у всех то ушная инфекция, то сломанные кости, то ветрянка и больное горло. Коллин представила свою медкарту: тонкий каталог разочарований. Нет, нельзя так говорить. У нее есть Карпик, вот он, сидит рядом с Люком, болтая ногами.

– Пойдем, Люк, – позвала мальчика Хелен. Глаза у нее были красные. Она быстро кивнула Коллин на прощание.

– Поздравляю, – запоздало произнесла Коллин. Раньше они были близки, но отдалились после рождения мальчиков. Она думала, что Хелен принесет ей свои соболезнования или, может, как-нибудь объяснится: «Я слышала, что случилось, но не знала, хочешь ли ты об этом говорить». Коллин ведь отлично справилась, принимая у нее роды? Может, Хелен захочет, чтобы она помогла ей еще раз? Но