Конвой - Станислав Васильевич Вторушин

Он не заметил, как поднялся на гору, где располагалась центральная часть города. Большинство зданий сохранилось с давних времен. Они сильно обветшали, кирпич на углах, особенно внизу, у фундамента, выкрошился, но именно эти здания олицетворяли прежнюю славу Рудногорска. «А какая церковь здесь стояла», — подумал Иван Спиридонович. Мысль о том, что ее разрушили напрасно, не раз приходила ему в голову. Но только сейчас он понял, что город без храма — это не город. У каждого настоящего города должно быть свое святое место. Такое, которое не давало бы человеку забыть о совести. Выражение: «С нами Бог!» всегда означало, что с нами и правда. А теперь вот вместо церкви строят колонию. Подумав об этом, Иван Спиридонович снова почувствовал острую боль и, остановившись, стиснул рукой левую сторону груди.

— Уж не стало ли тебе совсем худо? — с испугом спросил Долгопятов.

— А тебе хорошо? — переведя дух, спросил Иван Спиридонович. — Кругом или враги, или трусы.

— Как ни крути, а они сильнее, — пожал круглыми плечами Долгопятов.

3

В эту ночь Иван Спиридонович плохо спал. Проснулся от собачьего лая. Собака лаяла далеко, в самом конце улицы, но так громко, что ее лай доносился в комнату. Вскоре его подхватили другие, и вот уже под самым окном затявкал Шарик соседей Кузьминых. По всей видимости, по улице шли незнакомые люди, они и всполошили собак.

В последнее время в городе участились кражи. Недели три назад у Лопатиных, живших через огород от Ивана Спиридоновича, среди ночи увели полуторагодовалого быка. Утром его голову и шкуру нашли в конце улицы. Раньше такого не было. А сейчас, когда кругом одни безработные, кражи стали обычным делом. Даже белье с веревок снимают. У тех же Лопатиных кроме быка утащили две простыни, которые хозяйка повесила сушить в ограде и не убрала на ночь. Узнав об этом, Варя сначала сильно возмутилась, а потом сказала:

— Ты бы сходил за ружьем на Митину заимку. Сам же говорил, что оно там осталось. А то заберутся воры, шугануть нечем будет.

Ружья у Мити не было. Возвращаясь с фронта, он привез с собой немецкий автомат. Митя разобрал его по винтику, завернул каждую деталь в тряпочку и уложил в вещевой мешок так, что это ни у кого не вызывало подозрений. К автомату было три рожка, но патронов он захватил сотни четыре. Иван Спиридонович не мог понять, зачем брату такое оружие. А Митя, поглаживая автомат ладонью по стволу, сказал:

— Он меня всю жизнь кормить будет.

— Не пойдешь же ты с ним на большую дорогу, — заметил Иван Спиридонович. Он боялся, что милиция может узнать про автомат и тогда брату не миновать тюрьмы.

— Я что, похож на бандита? — ответил Митя и засмеялся звонким мальчишеским смехом.

Митя прожил в Рудногорске недолго. Через год после того, как сюда вернулся Иван Спиридонович, он срубил дом в тайге, километрах в двадцати от города. Дом он поставил под скалой, рядом с которой протекала речка. С Митиной стороны сопка, возвышающаяся над скалой, была покрыта обильным разнотравьем, и в пору его цветения со склонов к речке скатывался дурманящий дух разогретого меда. На другом берегу речки начиналась темноствольная пихтовая тайга. Митя завел пасеку и зажил, как единоличник, своим хозяйством.

На советскую власть он не покушался, наоборот, говорил о ней самые хорошие слова, поэтому его не трогали. Правда, время от времени к нему с проверкой приезжал кто-нибудь из милиции или райисполкома, но он всегда встречал гостей радушно, обильно угощал медовухой, а когда они уезжали, на прощание давал меду, и все оставались довольны.

Как только наступали первые морозы, Митя брал автомат и шел охотиться на лосей. Их в этих местах обитало великое множество. За один выход он обычно добывал двух нетелей, прятал мясо в схроне недалеко от дома и возвращал автомат в тайник. В конце ноября Митя появлялся в Рудногорске. Продавал мед и привозил Ивану Спиридоновичу сохатину. Медом тот запасался у него еще летом.

Шесть лет назад Митя умер, его жена уехала к сыну в Целиноград, и с тех пор дом под скалой стоял беспризорным. Автомат так и остался на заимке, об этом говорила жена Мити. Правда, Иван Спиридонович не знал, где он спрятан.

Сейчас Иван Спиридонович думал о том, что даже самому мирному человеку уже не обойтись без оружия. Государство перестало защищать своих граждан. Кругом разбои, убийства, насилие, и никому до этого нет дела. Теперь защитить себя можешь только ты сам. Он смотрел на мерцающие в окне звезды и размышлял о жизни, которая в один миг перевернулась так, что народ потерял и страну, и все, к чему стремился многие десятилетия. Варю убила не болезнь, а безысходность. Если бы не это гадкое чувство собственной ненужности, с которым приходится ложиться спать и просыпаться каждое утро, она бы еще жила. Пессимизм не прибавляет сил. Потому и растут на кладбище каждый день новые могилы.

При воспоминании о кладбище у него заныло сердце. Он еще раз пожалел о том, что понадеялся на Екатерину Ивановну и не пошел к Клюкину сам. Ему бы городской голова не отказал. Но мысль тут же перескочила на другое. «Похоронил бы ее там, — подумал Иван Спиридонович. — А меня куда положат? Опять же рядом с уголовниками? Другого места в городе теперь нет». Выходило, как ни крути, а дело не в новом кладбище. Вся проблема была в колонии. Иван Спиридонович стал думать, как остановить ее строительство, но ничего путного в голову не приходило. Тогда он перевернулся на бок и попытался уснуть, но и это не получилось.

В это утро впервые за последние дни он чувствовал себя настолько разбитым, что не хотелось вставать. Болела голова, во всем теле ощущалась вялость. Когда собрался завтракать, оказалось, что кроме хлеба и яиц в доме ничего нет. О продуктах всегда заботилась Варя. Он сварил вкрутую два яйца, заварил чай и сел к столу. В окно увидел почтальонку со стопкой газет в руке. Раньше она носила на плече большую сумку, теперь люди кроме местной газеты ничего не выписывают. Почтальонка сунула газету между штакетин в калитке и прошла