Выжили только влюбленные - Дэйв Уоллис

Еще через час все направились по домам. На темном фоне низких туч высокие многоквартирные башни сияли кубическими узорами освещенных окон с задернутыми занавесками – люди отгораживались от мира, обсуждая новости. В доме, где жила Кэти, все было иначе: жильцы, несмотря на холод, повысовывались из окон, а у подъезда собралась небольшая группа. Двое полицейских стояли к ней спиной, загораживая вход. К бордюру приткнулась длинная «Скорая помощь» с распахнутыми дверцами, бесстыдно демонстрируя белый салон и ярко-красные одеяла, освещенные синей лампочкой.

Ощутив укол страха, Кэти перешла на бег. Лифт был то ли занят, то ли, как всегда, застрял между этажами. Она одним махом проскочила четыре пролета, остановилась, тяжело дыша, сбросила неудобные туфли на высоком каблуке и бегом поднялась еще на два этажа.

Нет, только не у нас…

Завернула за угол с кружащейся головой и рвущимся из груди сердцем, все еще пытаясь себя обмануть – мол, обман зрения. Протиснулась в коридор, ведущий к их квартире. Кто-то сказал:

– Все в порядке, это дочь.

Миссис Браун, живущая этажом ниже и постоянно жалующаяся на громкую музыку из комнаты Кэти, вздохнула:

– Иди к маме, детка… Я заварила чаю, положила вам обеим побольше сахара.

Господи, о чем она говорит?

Посреди десятка чужих физиономий Кэти увидела застывшее лицо матери. Бледное, напряженное, с темными немигающими глазами…

– А, Кэти… – пробормотала она. – Где ты была? Тебя искали повсюду… – Затем ее голос набрал силу: – У него не было права ставить точку, тем более ты еще учишься в школе!

Позже, когда все стихло и народ разошелся, они вместе плакали. Мать сказала:

– Он не должен был, Кэти… Мы с ним пережили времена стократ хуже. Подумаешь, ненадолго перевели на сокращенный день… Да, конечно, тогда мы были молоды, разница есть. Теперь же он чувствовал себя никчемным стариком, а каково мне?

– Только не вздумай следовать его примеру! – перебила Кэти.

– Это вряд ли, – ответила мать. – По-моему, в основном добровольно уходят мужчины.

– В четыре или пять раз чаще, чем женщины, – согласилась Кэти, изучавшая медицинские справочники для подготовки к школьным дебатам.

Миссис Уильямс, видя осведомленность дочери, начала задавать ей наводящие вопросы, хотя душой была с покойным мужем, лежащим теперь в холодном помещении с кафельными стенами.

Они вместе прибрались в квартире, испытывая потребность в привычной физической нагрузке – так кошка неторопливо умывается, едва спасшись от угрозы. Потом Кэти перебрала свои диски, проставив на конвертах тех, что больше нравились, чернильные звездочки, а мать уселась вязать. Они несли странную ночную вахту, ощущая надвигающуюся катастрофу – будто муж и отец еще не покончил с собой, но вот-вот выпрыгнет из окна.

Вечерние сборища банды теперь проходили несколько иначе. Сперва образовался дефицит кофе, потом сахара; больше не было свежих пирожных. На бензин ввели лимиты, появился черный рынок нейлоновых чулок, кожаной обуви и автомобильных шин.

Происходящие события вносили беспокойство в их ряды, и уже невозможно было спокойно просиживать вечера в «Тропической ночи». По перекрестку теперь то и дело проезжали армейские грузовики, приписанные к службе санитарной утилизации; порой на проезжую часть выбегал какой-нибудь хрыч и прямо при всех бросался под колеса автобуса. Старикашки избегали говорить о «Кризисе», как стали называть нынешние события. По мере того как его признаки становились все более явными, любые упоминания о нем все больше воспринимались как дурной тон. Пропасть между поколениями значительно углубилась и расширилась – молодые люди, в отличие от старших, все время обсуждали лавину самоубийств. Частенько бросали недоброжелательным кондукторам, учителям, полицейским и продавцам: «Поставь точку, хрыч!» Раньше, «до Кризиса», или когда «коэффициент был в пределах нормы» (модный эвфемизм), сказали бы просто «Отвали!».

По вечерам дороги пустели – законопослушные хрычи экономили бензин для самых необходимых поездок. Целые участки скоростных шоссе стали использоваться для гонок на мопедах и мотоциклах, проводимых организованными бандами подростков по строго определенным дням и часам. Патрульные автомобили уцелевших полицейских подобные соревнования игнорировали. Чарли Бэрроуз рассказывал о разговоре с одним копом: «Если вы, юнцы, будете гробить себя на дорогах, – заявил тот, – это поможет восстановить равновесие. Мы на проблему смотрим именно так».

Эрни возглавил новую банду, набранную частично из старой школьной компании, но больше из тех, кто перебивался случайными подработками, промышлял воровством и спекуляцией дефицитными товарами. Ребята эти жили в пустующих домах и квартирах тех, кто поставил точку. Служба санитарной утилизации имела полномочия опечатать такое жилье, если не удавалось найти выживших родственников, о чем уведомлялся КК – Комитет по контролю. После регистрации факта дальнейшая судьба опечатанного жилья никого не интересовала. Ничейные квартиры оставались пустыми, покрываясь слоем пыли; в некоторых еще попахивало газом. Захватить такие жилища было раз плюнуть.

– Поехали ко мне, – предложил Эрни. – У меня новая хата. Шикарная, черт! Кресла и огромный диван, все обтянуто белой кожей, никакого тебе дерматина. Электричество и отопление я наладил, все работает. Питание провел из подвала. Выпивку купим по дороге.

Они запрыгнули на мопеды и мотоциклы. Еще у них появился микроавтобус: рынок подержанных автомобилей рухнул, и некоторые автодилеры ушли на вечный покой, глотнув джина и подставив голову под выхлопную трубу по старой, еще докризисной причине банкротства.

Новое жилье Эрни представляло собой перестроенную старинную конюшню в некогда самом престижном районе Челси, неподалеку от Парадайз-уок и Флад-стрит.

– Ого, смотрите! И правда кожаные кресла! – воскликнула Кэти.

– Думала, я вру? – проворчал Эрни.

– Конечно, нет. Просто восхищаюсь, вот и все, – пожала плечами слегка шокированная Кэти.

Пожалуй, впервые она заметила за Эрни новое качество: ему стало небезразлично, что думают о нем люди, особенно девушки.

Они закатали толстый ковер и принялись танцевать под поп-музыку, перемежаемую твистами – в квартире имелся проигрыватель. Западный ветер, дующий с верховьев Темзы, стонал между заброшенными домами. Люди при деньгах предпочли покинуть Лондон, как делали во время чумы или при бомбежках: в сельской местности процент самоубийств оставался довольно низким. Тем временем в ярко освещенной квартире полным ходом продолжались веселые, ставшие популярными среди молодежи ригодоны[13] и хороводы. Девушки скинули туфли, мальчики – куртки. Сидр и пиво лились рекой, образуя на полу липкие лужицы. Утомившись, все сели перекусить холодными печеными бобами – Эрни натащил банок из запасов ближайшего магазина, владелец которого на прошлой неделе поставил точку. Наевшись, разбились по парам. Несколько парней, оставшихся без девушки, последний раз приложились к пиву и вышли на тихую улицу в поисках другой вечеринки.

Эрни разыскал Кэти. Все же есть нечто особенное в том, когда на