Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Ирини помолчала под испытывающим ироническим взглядом брата.

– В том-то и дело, что никак еще не успел отличиться…

– Ну, тогда, нечего и дурью маяться, – Яшка дожевал пирожок и потянулся за другим. – Подожди, придет, может сумеет как-то отличиться. Когда ж ему было? Не успел жениться – сразу в тюрьму. Ты же знаешь, в нашей стране туда попасть очень просто. Кстати, мне говорили, что он парень нормальный. Братья его шебутные, это да…

– Что шебутные, то шебутные. Не без этого. В придачу, Чечен – крохобористый, – отозвалась Ирини.

– Почему ты так решила? – удивилась Кики.

Ирини помолчала, готовясь выложить накипевшее. В памяти еще свеж был случай, когда жена Чечена пожалела горсть манки для ее Наташи. Противные же они оба люди!

– Недавно была в магазине, хотела купить ситца, – начала она, – как раз выкинули красивый, в мелкий цветочек. Кинулась, а мне не хватает пяти рублей. Митька-чечен там стоял, я к нему, заняла деньги. Позавчера был у нас, я ему возвращаю эти пять рублей и он, представляете, берет их.

Кики с Генералом переглянулись и отвели глаза.

– А кто не знает Чечена, копеечника? – презрительно заметил брат, выходя в другую комнату.

Я как-то чуть и не забыла про эти деньги, думаю раз он тут у нас ест, ночует, сам никогда домой булки хлеба не принесет, то он это и за долг не посчитает, – Ирини возмущенно качала головой. Если посчитать так он должен нам в десять, в сто раз больше. И как ему не стыдно?

– Э-э-э, девочка, – сказала Кики, только что усевшаяся на низенькую табуреточку и принявшаяся за штопку шерстяного носка. – Иному человеку плюй в глаза, а он говорит – Божья роса.

Ирини согласно кивнула.

– Так, что не удивляйся, Ирини. Скажи спасибо, твой муж не такой, – заметила Кики.

Снова зашел, уже переодевшийся, Яшка.

– Приехал Слон на побывку из Армии, слыхали?

Ирини удивилась такому известию:

– Нет, я недавно говорила с Митькой-Харитоном, он говорил, что Иван скоро приедет на побывку, а про Слона ничего не упомянул.

– А Слон сам не знал до последнего так, что ему некогда было сообщать об отпуске.

– Ну, такты пригласи его к нам, хочется повидаться, поболтать.

– Конечно. Да он сам прибежит. Что вы Слона не знаете? А вы сготовьте по этому случаю что-нибудь вкусное и сладкое…Он парень справный, небойсь, не забыли, как он поесть любил?

– Небось в Армии похудел, – предположила Кики.

– Посмотрим.

Сестры выглянули в окно посмотреть, как брат выходит из калитки.

– Какой же Яша у нас красивый! – выразила общую мысль Кики.

– А, главное, какой умный, – добавила Ирини.

– Само собой, у нас в семье дураков нет.

– А сладкое любит побольше Слона…

* * *

Тяжело зарабатывали хлеб подруги Ирини и Ксеноксолца на осакаровской железнодорожной станции. Приходилось разгружать вагоны грузов. Приходилось, наравне с мужиками, тягать мешки и тюки, и кованные железом ящики. И уголь разгружать приходилось. Уставали, мочи не было, но заводили в бригаде песни, рассказывали матерщинные анекдоты, смешные случаи из жизни. Не унывал народ. Взрывы смеха слышались по всей линии у станции Осакаровка, несмотря ни на что, включая капризную погоду. Особенно досаждал степной суховейный ветер: только успевали женщины придерживать свои юбки. Сколько раз новый бригадир, Анастас Чокалиди, предлагал перейти на мужские брюки, но девчата не соглашались: стеснялись.

– Где это видано, чтоб бабы рядились в мужские портки, – возмущалась русская сорокалетняя здоровенная тетя Дуся, – пусть тогда мужики переоденутся в сарафаны, – весело предлагала она под дружный смех молодежи.

Вот так однажды все после работы расселись вдоль железнодорожной линии пообедать и не сразу заметили появление поезда. Дул встречный степной суховейный ветер, не сильный, но приличный. Из-за него, идущая по шпалам совсем еще юная работница, Мария Иорданиди, не слышала приближения состава. Она шла, склонив голову, думая о своем. Люди повскакивали с мест, кричали, махали руками, уверенные, что она услышит. Ирини была дальше других от насыпи, крикнула, чтоб кто-нибудь побежал, столкнул. Но все, как прилипли к месту. Собрав все свои силы, Ирини кинулась ей наперерез. Только успела столкнуть ее, как паровоз со свистом и грохотом жихнул мимо. Ирини повалилась рядом с целой и невредимой грузчицей. Встали обе в ссадинах и занозах от колючек, которые росли сплошь и рядом вдоль насыпи. Первые три минуты Мария, как онемела. Первым подлетел к ним бригадир, дядя Анастас. Качая головой и вращая свои на выкате испуганные глаза, он возбужденно говорил:

– Ну спасибо, ну молодец, Ирини! Как же ты смогла так быстро добежать? Ну, молодец, девка! Не всякий парень так пробежится.

– Да, что ты удивляешься, товарищ бригадир? Сам знаешь, мы, гречанки, крепкий народ, – отвечала ему, с задором, Ирини.

Народ набежал, хлопали обоих по спине, обнимали, хвалили Ирини за проворность, отпаивали обеих водой. Спасенная, пришла в себя после короткой и истовой молитвы дяди Анастаса. Обняла Ирини и со слезами говорила:

– Спасибо, не ты – не жить бы мне на свете. Теперь мы породнились. Даст Бог, рожу детей, одного будешь ты крестить.

Так оно и случилось. Более того, впоследствии, младший сын Марии Иорданиди стал мужем старшей дочери Яшки-Генерала. Но это отдельная история.

* * *

В два с половиной года Наташа требовала к себе больше внимания, чем раньше. Иногда Ирини не было времени вести ее к Роконоце или была сильная непогода, и она оставляла еще спящего ребенка дома. Запирала дверь и уходила на работу. В этот воскресный день, она пошла с подругами штукатурить недавно отстроенный дом одной знакомой с работы. Пришли, а тут начался сильный ветер, в зубы и глаза задувало так, что не успевали отплевываться. Собирались сделать работу вшестером, а пришли трое. Ирини решила вернуться домой. Еще на углу своей улицы она услышала крик дочери. Побежала изо всех сил, дрожащими руками открыла дверь. Наташа лежала в кроватке, с головой, просунутой между железными прутьями кровати, пытаясь высвободить голову. Собрав все свои силы, Ирини растянула в стороны прутья и высвободила голову ребенка. Как оказалось Наташа, от нечего делать, легко просунула головку, свесила ее, полежала, а так как прутья все-таки были узкими для ее головы, а кровь, после висения, собралась на висках и назад вытащить голову стало больно. К возвращению матери ребенок уже выбился из сил. После счастливого освобождения от тисков, Наташа закрыла глаза и тут же заснула. С тех пор Ирини старалась не оставлять ее одну. Роконоца, узнав об этом, отругала Ирини, благодарила Бога, что пожалел ее, послав суховей, а в следующий раз может