Робкие создания - Клэр Чемберс

Пожалуй, ей стало бы легче, поплачься она подруге, которая и поддержит, и не осудит. Но после переезда в Кройдон и встречи с Гилом Хелен отдалилась от старых друзей из Хартфордшира, предпочитая не строить планов на выходные, на случай если любовник неожиданно освободится. Необходимость держать их отношения в тайне также не способствовала построению доверительных отношений с новыми коллегами. Возможности были, но она сама их упустила. Как-то раз, вскоре после того, как она устроилась в Уэстбери-Парк, одна из специалисток по трудотерапии, которую все звали Бабс, пригласила ее на ужин. Хелен сразу понравилась этой энергичной и жизнерадостной девушке. Одинокая, чуть моложе тридцати, Бабс активно занималась поисками мужа. Хелен показалась ей подходящей напарницей в этом предприятии; кто-то же должен составить компанию в теннисном матче на четверых или в бридже; мало того, без союзницы трудно почувствовать себя уверенно в барах, клубах и прочих заведениях, где, как говорят, скрываются холостые мужчины. Они бы сблизились, сложись обстоятельства иначе, но Хелен не могла доверить ей свою тайну, а врать не хотелось. Недостаток искренности, как она думала, лишает отношения кислорода. Она отказывалась гоняться за потенциальными женихами даже ради спортивного интереса, а на откровенные признания Бабс ей было неловко отвечать уклончиво, так что их едва начавшаяся дружба быстро зачахла. Там, где есть секреты, не может быть настоящей близости, да и польза от нее была ничтожна по сравнению с рисками, если сплетни дойдут до родни, коллег и, наконец, до Кэтлин. Ей было прекрасно известно, как яростно ее родители поносили тех женщин, что крутили шашни с женатыми. Хелен не могла себе представить, чтобы они одобрили такие отношения, и все же ее задел за живое яд, вылитый родителями на Кристин Килер, называя ее “обыкновенной проституткой”, и Стивена Уорда – “гнусного мерзавца и сутенера”. В отношении самого прелюбодея, “бедняги Профьюмо”, они лишь сочувственно качали головами, сетуя на его испорченную репутацию. Все это казалось Хелен жутко несправедливым.

Она и пытаться не стала исправить безнадежно испорченный день, просто смирилась, легла на диване и проснулась ближе к вечеру с затекшей шеей и с отпечатком вышивки на щеке, оставшимся от подушки.

Съела половину картофельного гратена, четверть говядины и весь шоколадный мусс, грустно посмеиваясь над бестолковой роскошью своего ужина. Бросила взгляд на стоящую у раковины полбутылки красного вина, вспомнила Кэтлин и не притронулась к ней. В гостях у Клайва и Джун они бы уже поужинали, съели торт и сели играть в карты, а Лорейн валялась бы у себя в комнате, слушая радио. По телевизору не показывали ничего путного; поскольку документальный фильм про изобретения Бакминстера Фуллера Хелен не прельщал, в девять часов она приняла таблетку из блистера противозачаточных, добытых Гилом нелегально, легла в постель и погрузилась в чтение “Угловой комнаты”.

Пожалуй, самое страшное в этом опыте – уверенность в том, что из него ничего нельзя извлечь. И, повторись ситуация через неделю или месяц, Хелен все равно поступит точно так же.

3

В воскресенье на обед Хелен съела еще немного говядины по-бургундски, подумала, что она никогда ей особо не нравилась, и отнесла остатки вниз мистеру Рафферти. За три года жизни в одном доме они разве что почтительно обменивались приветствиями, пересекаясь в коридоре, так что это решение стало большим шагом в развитии добрососедских отношений.

– Спасибо за рагу, очень любезно с вашей стороны, – сказал мистер Рафферти, и его глаза благодарно блеснули. – А я уж было собирался сварить пару яиц.

Стоявший в проходе возле хозяина уиппет жалобно посмотрел на Хелен. Она никогда не слышала, чтобы он лаял.

– Слишком много наготовила, – объяснила она, рассматривая позади него голые стены с пятнами от никотина, окрашенные коричневой краской, и испещренный царапинами и трещинами голубой линолеум. За открытой дверью виднелся кусочек кухни, откуда доносилось бормотание радио.

– Может быть, зайдете на минутку? – спросил мистер Рафферти, размашисто махнув рукой, приглашая соседку. – Я переложу блюдо в кастрюльку и верну вам посуду.

Хелен внезапно ощутила острое нежелание переступать порог его квартиры и лицезреть, каково это – жить в спартанских условиях. Как вдруг – очень вовремя – зазвонил стоявший на тумбе позади нее телефон.

– Нет-нет, оставьте у себя, я как-нибудь забегу к вам и заберу, – торопливо протараторила Хелен, будучи уверенной, что на другом конце провода Гил.

– Алло, это ты?

– Да. – Голос в трубке прозвучал озадаченно. – Как ты узнала?

– Когда звонишь ты, телефон звучит по-другому. Громче и настойчивее.

Гил рассмеялся.

– Слушай, ты сейчас занята? У меня любопытное предложение.

– Нет.

Появился проблеск надежды, что выходные испорчены не окончательно, и настроение сразу улучшилось.

– Меня вызвали в дом напротив Ллойд-парка в пяти минутах от тебя. Собственно, звоню оттуда, пока жду терапевта.

– А я тебе зачем?

– Потому что такое я вижу впервые за всю свою практику.

– Что? Давай без загадок, говори прямо.

– Сможешь подойти через пять минут? – Гил торопливо продиктовал адрес. – Если нет, встретимся через полчаса в клинике. Тут женщина лет десять света белого не видела.

По указанному адресу располагался трехэтажный эдвардианский особняк, отгороженный от главной улицы высокой стеной, с запущенным палисадником из высоких деревьев и колючих зарослей ежевики. Ольха росла так близко к фасаду здания, что ее ветви упирались в кирпичную кладку и полностью заслоняли одно из окон второго этажа. Повсюду – на деревьях и под ними, цепляясь за кусты и бурьян, – валялась одежда. Шелковый халат трепыхался на ветру, а корсет, плотно насаженный на ветку, напоминал трактирную вывеску.

Тяжелые железные ворота с копьеобразными наконечниками на прутьях могли бы казаться неприступными, если бы рядом с ними не зияла дыра на месте разрушенной части стены. За последние три года Хелен часто проезжала мимо этого дома, не обращая на него особого внимания. Это был далеко не единственный в округе заросший участок с обшарпанным зданием, но, стоя прямо перед ним, она явственно видела, какой невероятной степени запустение здесь царит.

Окна первого этажа почернели от копоти, шторы превратились в пожелтевшее тряпье. По каменной кладке от самой крыши и до земли во все стороны расползалась похожая на молнию трещина шириной в дюйм. Складывалось впечатление, что, стоит воткнуть в нее лом, и особняк расколется надвое.

Машина скорой помощи была припаркована у бордюра; возле нее на тротуаре курил трубку водитель. Он подмигнул Хелен, когда она проходила мимо.

Гил