Ванечка и цветы чертополоха - Наталия Лазарева

И она действительно подалась к дому. Он поплёлся за ней.

— Как тебе спалось после вчерашнего? — смиренно спрашивал он на ходу.

— Плоховато.

— Почему?

— Любопытный какой! Это мой секрет.

— Да. Я забыл: ты же врушка и злючка.

— Я могу напомнить тебе, кто ты.

— Нет. Не надо. Я и сам знаю.

Настроение у него было пасмурным.

— Я сегодня чуть не упал, когда увидел тебя в этом платье. Все слова плохие вспомнил, какие знаю. Нельзя было переодеться в гримёрке?

— На «Александре» условия не очень. А я так и поняла, что ты следил за мной.

— Ты меня заметила?

— Нет. Только в казино. Жаль, что пришлось тебя травмировать, тем более толку чуть, ты такой непослушный. Я же тебя предупреждала и велела больше не приходить.

Он открыл перед ней дверь в подъезд. Они потянулись друг за другом по лестнице.

— Я не мог, — тихо говорил он ей, — я слишком сильно хочу тебя.

— А через «не могу» не пробовал? — выговаривала она почти шёпотом.

— Слишком сильно, — повторил он. Она его совсем не знает. Он привык идти напролом. Но только не наперекор себе.

— Кем ты хочешь стать? — спросила Лиза, тяжело дыша, но шагая. Её нога то и дело выныривала из платья, гипнотизируя Пашку.

— Моряком.

— Тебе придётся трудно. Ты слишком непослушный и своевольный.

— Зато я смогу переупрямить шторм.

— Шторм — это исключение. А как же каждый божий нудный день? Режим? Полное подчинение капитану? И всё время вода, вода, вода… И никаких женщин!

Она говорила так, словно отходила в море много лет. Он рассмеялся.

— Ты такая забавная!

— Да уж! Куда забавнее?

Лиза отперла дверь заранее приготовленным ключом. Вошла. Он — за ней и тут же прикрыл за собой дверь, прижавшись спиной к шероховатому дерматину.

— Ц-ц-ц! — Она прижала руку к его рту. — Ты очень расшумелся.

Он схватил её за талию, резко развернулся с ней, одновременно поворачивая к себе спиной, и довольно жёстко прислонил к входной двери телом и лицом.

— Так я сегодня ударился по твоей прихоти, когда ты натравила на меня этого хорька, — прошипел он ей в затылок, наваливаясь на неё всем телом.

Она задрожала от смеха:

— Кого? Хорька?

— Тише. Ты очень расшумелась.

Он припал поцелуями к её шее, и она утратила весёлость, отдавшись чувственности.

— Это моё любимое место. — Он перемежал слова поцелуями. — Это из-за него я здесь. — Стянул с неё пончо и бросил на пол. — А это платье я ненавижу! — Он расстегнул молнию и стянул его по гладким белым плечам до локтей по очереди с каждой стороны. — Ты в нём, словно в упаковке на продажу.

— Так и есть, милый, — прошептала она, — так и есть.

Он гладил ей спину. Она была покорной и выгибалась под его рукой точно кошка. Пашка развернул Лизу лицом к себе. Она по-доброму улыбнулась ему.

— Ты хочешь взять меня опять в коридоре на полу?

— Мне всё равно где.

Он поцеловал её в губы.

— Ты необычно целуешься.

— Ещё я ненавижу вот это. — Он взял её за голову руками и потёр большими пальцами её веки. — Через пять лет я буду уже вполне взрослым!

— Тише… тише… — она погладила его по растрёпанным волосам. — Через пять лет мне будет уже тридцать.

— Мне плевать.

Он развернул её спиной к себе и начал медленно выбирать шпильки из волос, аккуратно разрушая причёску. Бросив на пол последнюю шпильку, он уткнулся носом в светлую копну, втягивая ноздрями аромат. Они пахли зелёным чаем, сигаретным дымом, дорогой машиной.

Он повернул её лицом и задумчиво с грустью сказал:

— Сегодня я тебя брошу. Я хочу тебя трахнуть и бросить.

— Что ж, валяй. Надо было сделать так ещё вчера.

— Вчера я не смог. А сегодня я очень-очень постараюсь тебя бросить.

— Перестань повторять. В конце концов, мне это не совсем приятно слышать.

— А что тебе приятно слышать?

Он взялся ласкать её грудь.

— Ну… Какая я потрясающая… — Голос её захлёбывался. — Как хорошо я пою…

— О да! — замер он на секунду. — Поёшь потрясно!

— Что я злючка и врушка… А!

Он упал перед ней на колени и снял одну за другой туфли.

— Спасибо. А то ноги невозможно затекли. Весь вечер на каблуках.

Он гладил и массировал её распухшие промятые туфлями ноги.

— Продолжай. — Он хотел слышать драгоценный голос.

— Мне приятно знать и слышать, что меня любят… Ай!

Он, подняв гармошкой подол платья, больно укусил её за бедро, она тут же стукнула его по спине.

— Ну зачем? — жалобно спросила она, повысив голос.

— Хочу оставить на тебе побольше следов, чтобы ты долго помнила, что была моей.

— А давай посмотрим, пройдёшь ли ты медицинскую комиссию во флот, если я тебя всего искусаю?

— Нет. Я тебя по-любому никогда не забуду.

— Думаешь, я тебя забуду? Ой!

Он снова её укусил.

— Хочу, чтобы ты больше никому-никому не досталась.

Она хлестнула его по щеке и оттолкнула. Затем пошла в комнату, подтягивая на ходу платье и бросая:

— Дрянной мальчишка! Очень много о себе возомнил.

Тогда Пашка вскочил, догнал её в два прыжка и так рванул сзади за платье, что оно с треском превратилось в халат. Она обернулась, но не успела ни возмутиться, ни отчитать его, так как тут же оказалась поваленной на пол под ним, поспешно стягивающим штаны и раздвигающим ей ноги. Он вонзился плотью в её плоть со всем молодецким рвением. Несколько раз она ударила его по спине, но поняла, что это бесполезно, и отдалась всецело его воле.

Потом они лежали на полу; потом