Дона Флор и два ее мужа - Жоржи Амаду

— Сумасшедший! Пусти меня, он сейчас вернется…

— А он совеем неплохой парень, — заключил Гуляка. — Знаешь, дорогая, он мне все больше нравится… Ты отлично устроилась: он будет о тебе заботиться, а я — тебя развлекать.

Доктор принес кувшин со свежей водой, два стакана и маленькую склянку с лекарством.

— Выпей капель двадцать валерьянки на полстакана воды и сейчас же уснешь.

Теодоро тщательно отсчитал капли, налил в стакан воды. Но кто поменял стаканы, когда доктор на мгновение отвернулся? Гуляка или дона Флор? И как фармацевт мог не почувствовать специфического вкуса валерьянки? Чудо? Что ж, одним чудом будет больше, это уже не играет никакой роли и никого не удивит. А может, никто стаканов не менял, просто дона Флор не выпила валерьянки, а доктор заснул, убаюканный монотонным стуком дождя по крыше, успев только поцеловать жену.

— Вот и все… — сказал Гуляка. — Теперь мы остались с тобой вдвоем, моя любимая…

— Только не здесь… — взмолилась дона Флор, тотчас забыв о своем втором муже. — Пойдем в гостиную…

Открылись врата рая, раздалась аллилуйя. Обнаженную дону Флор пронзает огненное копье: во второй раз Гуляка лишает ее чести — теперь чести замужней женщины, хорошо, что другой у нее нет, он бы взял и ее. А потом они помчались по росистым лугам навстречу утренней заре.

Никогда дона Флор не испытывала такой страсти, она горела, словно в лихорадке. Ах, Гуляка, если ты так изголодался, то что же говорить мне, когда все это время я сидела на строгой диете, без соли и сахара, став целомудренной супругой почтенного и умеренного Теодоро?! Что мне моя репутация, мое честное имя? Моя добродетель? Целуй меня своим пылающим ртом с запахом лука, сожги в своем огне мое целомудрие, разорви своими шпорами мою стыдливость.

А Гуляка шептал ей о том, как она красива, как он любит ее вот такую, дерзкую, о том, что он никогда не забудет их встречи.

— Помнишь, как я впервые коснулся тебя? Карнавальное шествие пришло на берег, и ты прижалась ко мне…

— Ты обнял меня и провел рукой, вот так…

Он повторил это движение, и дона Флор вспомнила все до мелочей.

— Твой живот цвета бронзы, твои груди, точно ананасы. Ты расцвела, Флор, стала еще роскошней, твое тело сладостно. Я целовал многих женщин, но ни одна не может сравниться с тобой, клянусь тебе, Флор… Ты словно сделана из меда, перца и имбиря.

Сумасшедший Гуляка, тиран, пламя и легкий ветерок. Ты больше не уйдешь от меня, а если уйдешь, я умру от горя. Даже если я буду умолять тебя уйти, не уходи; даже если я тебе велю, не покидай меня…

Я буду счастлива без тебя, я это знаю; с тобой я изведаю только несчастье, бесчестье и страдание. Но даже и счастливой я не могу без тебя жить. Ах, это не жизнь, не оставляй меня!

В воскресенье можно поспать подольше. Когда дона Флор проснулась, дождь все еще шел. Она увидела склоненное над нею обеспокоенное лицо доктора.

— Хорошо спала, дорогая? — Он положил ей руку на лоб. — Жара нет…

Дона Флор улыбнулась, потягиваясь. Какой у нее хороший муж, какой заботливый! Она обвила его шею руками и нежно поцеловала.

— Я прекрасно себя чувствую, Теодоро. Все прошло.

Доной Флор овладела какая-то ленивая истома, ей хочется еще поваляться в постели, чувствуя рядом преданного Теодоро. Никаких забот, мягкий матрац, дождь шелестит по крыше. Доктор Теодоро ласково обнимает жену.

— Не хочется вставать, дорогой…

— А почему бы тебе не полежать? Вчера ты плохо себя чувствовала, полежи сегодня подольше. Хочешь, я принесу тебе кофе?

Какой он милый!

— Я полежу, но только с тобой, если ты будешь рядом.

Доктор Теодоро, бесхитростный, как мальчик, несмотря на свое положение, знания и возраст, смущенно рассмеялся.

— Но если я останусь с тобой, я за себя не поручусь…

Дона Флор кокетливо взглянула на мужа и уткнулась лицом в подушку.

— Придется рискнуть, Теодоро…

Простыня сползла, обнажив грудь доны Флор и бедра цвета старой бронзы.

— Ты, наверное, неспокойно спала, дорогая, смотри, кровоподтеки…

Дона Флор съежилась, сердце ее замерло.

— Где?

— Вот… Бедняжка моя…

Губы их встретились, и дона Флор вздрогнула: чистый и пылкий поцелуй Теодоро доставил ей неожиданное удовольствие. Дождь, теплая постель и объятия неискушенного мужа, которые вдруг так взволновали ее. И это среди бела дня. Какой стыд! Какое наслаждение! «Он будет о тебе заботиться». И только? Каждый мужчина по-своему хорош, говорила Мария Антония, ее бывшая ученица, надо только уметь к нему подойти. Робость Теодоро, его смущение восхищали дону Флор.

— Ты у меня в долгу, дорогой…

— Я? — удивился доктор, этот большой и глупый ребенок.

Такой широкий лоб, а что за ним скрывается? Дона Флор ласково провела ладонью по лбу мужа и негромко рассмеялась.

— Вчера ты ускользнул от меня…

— Будь справедливой, Флор, уж если кто ускользнул…

— Ну, если дело во мне, я готова платить, потому что не люблю долгов. — И дона Флор лукаво прикрыла руками свое смеющееся лицо.

Ничего другого фармацевт и желать не мог. Он даже изменил своей обычной серьезности.

— Так я получу с процентами…

Однако дона Флор сорвала простыню, которой педантичный Теодоро по обыкновению хотел прикрыть свою страсть, и заключила супруга в объятия. На всю жизнь запомнил он дождливое утро этого благословенного воскресенья, святого праздника любви, небывалых восторгов.

Потом дона Флор свернулась клубочком и с довольной улыбкой крепко заснула под монотонный шум дождя.

Ничто не изменилось, было обычное воскресенье, такое же, как и все. И дона Флор была такая же, как обычно. Она испытала муки ада и не сомневалась теперь, что наступит конец света, но ничего подобного не случилось. У каждого из нас бывают в жизни такие сюрпризы…

Аптека в тот день была открыта, и доктор поторопился к своим клиентам. Вот почему, когда дона Флор вышла из спальни, мужа уже не было дома. Но ей в это утро не удалось поскучать в одиночестве.

Опять явились Марилда, которая никак не могла сделать выбор между замужеством и пением, и рыдающая дона Мария до Кармо. Соседки единодушно высказались в пользу замужества, кроме доны Гизы. Но экстравагантную американку никто не слушал: то, что хорошо для Соединенных Штатов, плохо и даже опасно для Бразилии. Дона Гиза не только защищала развод, но и громогласно заявила в споре с доной Жаси и доной Энаидой, что девственность — это просто устарелое понятие и вредна для здоровья. В сумасшедших домах, по ее утверждению, было полно девственниц.