По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

«Зеленое сердце» ушел в ту сторону, где Перец ведет бой с двумя «мессерами».

Арсений перевел дух, но тут же напрягся, видя приближающиеся пики елей.

Ноги пролетели меж еловыми вершинками, Арсений плотнее прижал локти к туловищу, зажмурился, и услышал треск сучьев, в следующий миг словно какой-то рог полоснул по бедру, и он открыл глаза и закричал от боли. Раздался треск парашютной ткани, по лицу изо всей силы хлестнуло ветками, и Арсений превратился в капельку – и лопнул.

52

Но в ту секунду или уже много позже он ощутил всю тяжесть тела, тянущего вниз, болящего.

Арсений открыл глаза. Лицо саднило, на губах был вкус крови. Но еще сильнее болела нога. Он скосил глаза и увидел разодранную штанину. Пошевелил ею. В сапоге было горячо и липко.

Огляделся.

Он висел на гигантской ели.

Как елочная игрушка, мгновенно подумал он, тут же снова вспомнив эти стеклянные раскрашенные фигурки витязей, царевен, кошек, сов с прищепками в ногах или проволочными ушками на макушке.

Арсений посмотрел вверх. Сквозь проломленные ветви он увидел все такое же пасмурное серое небо. Прислушался. Но ни пулеметной стрельбы, ни рева моторов не было слышно.

Что же там произошло? Где Самоедов? Где «Зеленое сердце»?

Вдруг совсем рядом стукнуло.

Арсений пошарил рукой по боку, нащупал кобуру, достал пистолет. Стук повторился, зачастил. Это стучал дятел.

Дятел. Пестрая птица – вон перелетает на другую березу. Существо какого-то другого мира.

Арсений поморщился, сунул пистолет обратно в кобуру. Поднял руку и дотронулся до горящего лица. Оно было утыкано еловыми иголками, справа раздулось. Видимо, он получил хорошую оплеуху от ели…

Но сколько он будет тут висеть, не до нового же действительно года. Арсений уцепился за ветку, подтянулся к стволу, нащупал ногами опору, и начал отстегивать парашют.

Освободившись, он осторожно полез вниз, стараясь не касаться пораненной ногой ствола и веток. Арсений был силен, недаром утром, если не поднимали по тревоге, всегда делал зарядку, крутил солнышко на турнике, отжимался, сто раз приседал, вел бой с тенью.

И вот он на земле, усыпанной хвоей, на мягкой, рыжей земле.

Сел, прислонившись к ели. И почувствовал дикую жажду. Но воды не было. Он сидел, опершись руками о мягкую лесную подстилку, глубоко дышал. Жив, жив.

Раздвинул края рваной штанины и увидел на бедре такие же рваные края раны. Кровь сочилась, стекала в сапог. Надо было чем-то перевязать. Но самолет с аптечкой улетел куда-то…

В этот момент Арсений пережил что-то такое странное.

И уже снова пришел в себя. Видимо, потерял много крови. Да и ударился при падении.

Он стянул гимнастерку, потом нижнюю белую рубашку, разорвал ее и кое-как перевязал ногу. Встал. На ногу можно было наступать, но все же основную тяжесть лучше переносить на правую, здоровую. Арсений снова опустился под елью и еще некоторое время так сидел, приходя в себя и собираясь с силами.

Надо было куда-то выбираться, что-то предпринимать.

Но он даже не представлял, в какую сторону идти. Где север, где юг? Солнца не видно. И далеко ли… Вержавск… то есть Корево. Он внимательно осмотрел соседнюю ель. Где, с какой у нее стороны мох? И с какой стороны гуще ветви? Да со всех сторон.

Сумки с картой, компасом и карандашами на боку не было. То ли зацепилась и осталась в самолете, то ли ее сорвало при падении. Он внимательно оглядел землю вокруг, потом осмотрел ель.

Ладно. Шагать хоть куда. Главное, отыскать воду.

И Арсений встал, ступил шаг, другой. Выломал посох из сухой орешины. Пошел, оглянулся на ель. Высоко, будто чей-то балахон, парашют. Надо бы его стащить… Да зачем? Пусть болтается. Все равно никуда не годен, весь изодран.

Он пошел по мягкой лесной подстилке, но тут же снова остановился, обернулся к ели, поднял голову. А если в этот район уже устремился немец? Ведь партизанский край – это еще не освобожденная прочно земля. Немец предпочитает сюда не соваться, но в любой момент может и заявиться.

И что же, обратно лезть на эту сказочно гигантскую башню?

Арсений оставил эту мысль и побрел дальше, помогая себе посохом. Было тепло. Пахло хвоей, прелой землей. Зудели комары.

Он думал о «Зеленом сердце» и о том, что на его месте не пощадил бы парашютиста после расстрела Левона Паатяна. Как быстро тут все меняется. Ну да, сколько людей, столько и правил, поступков. Единый подход ко всему выработать трудно.

Но… «Зеленое сердце» уже не прав, переступив первым чужую границу. Он уже за гранью привычного.

И это исключение из правил. А правило у них одно: беспощадно истреблять противника.

Такое же правило и у нас.

…Арсений не успел далеко уйти от ели, как услышал позади голоса. Он остановился и сразу достал пистолет. Затаил дыхание, глядя вверх и сдвинув на затылок кожаный потный шлемофон. Говорили по-русски. Кто-то увидел его парашют.

– Вон… висит!..

– А летун?..

– Где-то…

Арсений раздумывал, что предпринять. И решил. Пошел назад. Первым увидел троих в защитного цвета одежде. У одного на груди висел немецкий автомат, у другого – ППШ. А у третьего за плечом винтовка. Они стояли, задрав головы, и глядели на парашют. У одного на голове была фуражка, второй был простоволос, третий в пилотке. Но форма, кажется, была военной, хотя и разнородной.

Арсений набрал воздуху в легкие и громко сказал:

– Я здесь!

Все сразу обернулись, один сорвал винтовку с плеча, двое наставили на Арсения автоматы.

– Это я – летчик, – сказал Арсений, выходя на прогалину.

– Руки! – крикнул один.

Арсений с недоумением посмотрел на него, но руки поднял. Все трое медленно подходили, зорко оглядывая и его, и деревья вокруг. Чувствовалось, что эти люди привыкли никому и ничему не верить. Среди них выделялся высокий мужик в пилотке на спутанных рыжеватых курчавых густых волосах, с крупным лицом в оспинах, с большим носом и светлыми серыми глазами. На его высокой сильной шее был повязан платок. Арсений уже пожалел, глядя на него, что опрометчиво окликнул этих людей. Мужик этот не был похож на русского. «Влип».

Но заговорил он все же по-русски.

– Исай, пистолет изыми, – приказал он.

И один из них подступил к Арсению и взялся за кобуру. Но та не открывалась, и Арсений опустил руку, чтобы ему помочь, но высокий в пилотке гаркнул, и этот простоволосый парень отскочил и направил дуло автомата в грудь.

– А ну, гад! – крикнул он.