Жилец - Владимир Михайлович Скрипник

с тобой внимательно прощались в Англии МI5, в Пакистане тамошняя ISI. Мне в результате этих нехитрых операций удавалось дважды вырвать тебя из лап этих серьезных организаций, причем операции готовились и проводились очень качественно и все были уверены в твоей смерти настолько, что не было необходимости менять твой облик. И вот там, на поляне, ты на миг показала не только свое истинное лицо, но и умение быстро оценивать ситуацию и мгновенно принимать решение. Ты показала себя хладнокровно владеющей ножом и при этом в твоем облике не было ни жалости, ни сожаления. Все это свидетельствовало о твоем профессионализме и несмотря на то, что картинка с поляны транслировалась по закрытому каналу, уже на следующий день активизировались контрразведки по крайней мере четырех стран: США, Афганистана, Британии и Пакистана. Из них только одно ЦРУ заинтересовано взять тебя живой, ХАД, наоборот, приложит все силы, чтобы тебя уничтожить — для Афганистана живая ты очень опасна и если заговоришь, то всплывет история со сфабрикованным обвинением Асадуллы, повлекшим его казнь, ну MI5 и ISI просто хотят привести свои приговоры в исполнение, тупо убить тебя. О нашей контрразведки я не говорю вообще. Вот такой расклад на настоящий момент. Да, чуть не забыл про цыган, они тоже хотят тебя убить, но ходят слухи сделать это они собираются по-язычески, зарезать тебя на могиле Барона-сына. Вот теперь все!

Иван Иванович замолчал, молчала и я, пытаясь понять есть ли хоть какой-нибудь шанс остаться в живых. Похоже нет.

— Ты понимаешь, что раньше наша контора не стала бы ждать, когда они тебя найдут, а найдут обязательно, но так как нашей прежней конторы больше нет, а тому, что от нее осталось, не до тебя, ее вполне устраивает твоя могила на Черкизовском кладбище, ну если попадешь в их руки, тогда другое дело. Выходит, что из заинтересованных в твоей судьбе здесь остался единственный я.

Последние несколько лет ты работала исключительно на меня, на мой бизнес и, согласись, работа была не особенно обременительной, но доходной и для тебя, и для меня. И жить бы нам с тобой дальше, но известно, что всему хорошему приходит конец. Вот о нем я тебе расскажу. Я устроил очень доходную и очень острую историю с тотализатором, а ты ее провалила и тем самым поломала мои планы и нанесла очень ощутимый удар по моим финансам, но дело ни столько в этом, главное ты разрушила мое реноме устроителя тотализатора международного уровня, а его я кропотливо создавал в течение нескольких лет.

Подводя итог сказанному, как ты сама понимаешь, твоя деятельность в последней операции оказалась по последствиям трудно совместимой с жизнью, — и почувствовав мою тревогу, продолжил: — ты не волнуйся преждевременно, если бы я не нашел выход, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Я разделяю ответственность за этот провал, не учел, что за период оперативного бездействия и отсутствие поддержания тонуса на надлежащем уровне, как было при центре, естественно, снизили уровень твоего профессионализма и ты допустила серьезные, но неумышленные ошибки. Учитывая также то, что ты честно работала на меня не один десяток лет и за это время для меня стала как дочь, я сделал все, что смог — подготовил тебя к новой самостоятельной жизни, но это моя плата тебе за все, пойдешь ты по этой жизни уже без меня. Как далеко удастся уйти, я не знаю, это зависит от тебя одной, поскольку я прекращаю с тобой деловые отношения и даже знакомство, найдут тебя, найдут и меня, а это никак не допустимо. Я прошу, после нашего разговора незамедлительно уничтожь сим-карту, телефон и ноутбук. Вот и все. Прощай!

Свет экрана погас. Слезы подступили к горлу, я молча утвердительно кивнула головой и запустила команду ликвидации. На экране компа появились сообщения о стирании памяти, программного обеспечения и саморазрушении программы ликвидатора. Через минуту монитор окончательно погас и из недр компа появилась и пропала струйка дыма. Современный ноутбук превратился в хлам. Впервые за всю свою жизнь я оказалась одна, без родных, близких и главное — без Ивана Ивановича, заменившего мне семью. Где-то далеко были Виктор и Андрей, но это было в иной жизни, к которой у меня нет возврата. Я была уверена, что они, если узнают, сделают все возможное, чтобы помочь мне, но в ситуации, в которой я оказалась, помочь мне никто не сможет. Оставалась одна хрупкая надежда, что меня не найдут, но в глубине души я понимала, что это не так, если они узнали, что я жива, то остальное — вопрос времени.

Было поздно. Я разделась и легла в кровать. Я неоднократно убеждалась в истинности пословицы, что утро вечера мудренее, и надеялась, что она сработает и в этот раз.

* * *

Первые дни в училище давались непросто. Поначалу трудно было осознать, что здесь лично твоего ничего нет, и даже ты сам не принадлежишь себе, к этому мы быстро привыкли, труднее было жить по распорядку, наше время от подъема до отбоя было расписано по минутам. Теоретические занятия в классах чередовались с занятиями по физподготовке, практическими занятиями по владению оружием и боевой техникой, и это далеко не все, нагрузок было так много, что в вечерние часы самоподготовки мы просто засыпали, сидя над раскрытыми учебниками, делая вид, что мы что-то читаем. Зная об этой нехитрой уловке, наши командиры отработанными приемами быстро и всегда успешно выводили нас из этого сонливого состояния, достаточно было десять раз выполнить команду «встать — сесть» и сон как рукой снимало, но, правда, минут на десять, не более, а потом опять веки опускались и, казалось, их не поднять, и опять звучала команда…

Другое дело — личное время, его было немного, в этот короткий промежуток нужно было привести в надлежащий порядок свой внешний вид — подшить свежий воротничок, почистить пуговицы, и если чего порвалось, то зашить, а еще в это время нужно было написать письма. Другими словами, личного времени было мало, а дел — много и все равно находилась пара минут подремать, нет это неточное слово, на самом деле это пара минут глубокого полноценного сна, иногда даже со сновидениями.

Нас с Андреем родители научили не бояться трудностей, преодолевать их, поэтому месяца через три мы полностью вошли в ритм и даже часть свободного времени умудрялись использовать