Собрание повестей и рассказов в одном томе - Валентин Григорьевич Распутин

Ознакомительный фрагментнего, словно пепел, зимнюю неясность и неотчетливость. После северных туманов все здесь было ярче и звонче, даже трамваи.

Дома жена чуть ли не сразу же сказала ему:

– Тут тебе каждый день какая-то девчонка звонит.

– Какая еще девчонка? – равнодушно и устало спросил он.

– Не знаю. Я думала, ты знаешь.

– Не знаю.

– Она мне надоела.

– Забавно, – нехотя улыбнулся он.

Он принимал ванну, когда зазвонил телефон. Через дверь было слышно, как жена отвечала: приехал, моется, пожалуйста, попозже. И он уже собирался ложиться, когда телефон зазвонил снова.

– Да, – сказал он.

– Рудик, здравствуй, ты приехал! – раздался в трубке чей-то радостный голос.

– Здравствуйте, – осторожно ответил он. – Кто это?

– А ты не узнал? Эх ты, Рудик… Это я, Ио.

– Ио, – тотчас вспомнил он и невольно рассмеялся. – Здравствуй, Ио. Ты, оказывается, подобрала для меня более подходящее имя.

– Да. Тебе нравится?

– Меня так звали, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе.

– Не важничай, пожалуйста.

– Нет, что ты…

Они замолчали, и он, не выдержав, спросил:

– Так в чем дело, Ио?

– Рудик, она что – твоя жена?

– Да.

– А почему ты не сказал мне, что женат?

– Прости меня, – шутливо ответил он, – я не знал, что это очень важно.

– Конечно, важно. Ты что – любишь ее?

– Да, – сказал он. – Ио, послушай, пожалуйста: не надо мне больше звонить.

– Ис-пу-гал-ся, – нараспев произнесла она. – Ты, Рудик, не подумай чего. Ты, конечно, живи с ней, если хочешь, я не против. Только так тоже нельзя: не звони. А может, мне по делу надо будет.

– По какому делу? – улыбаясь, спросил он.

– Ну как по какому? Ну… ну, например, из одного резервуара у меня вода никак под ответ не выкачивается в другой, – нашлась она. – Ведь тогда можно, правда?

– Не знаю.

– Конечно, можно. А ее ты не бойся, Рудик, ведь нас двое, а она одна.

– Кого? – не понял он.

– Да жену твою.

– До свидания, Ио.

– Ты устал, да?

– Да.

– Ну, хорошо. Пожми мне лапу и ложись спать.

– Жму тебе лапу.

– А с ней даже не разговаривай.

– Ладно, – он засмеялся. – Не буду.

Все еще улыбаясь, он вернулся к жене.

– Это Ио, – сказал он. – Так зовут эту девочку. Забавно, правда?

– Да, – выжидающе ответила она.

– Она не могла решить задачу с двумя резервуарами. Она учится не то в седьмом, не то в восьмом классе – не помню.

– И ты помог ей с задачей?

– Нет, – сказал он. – Я все перезабыл, а резервуары – это действительно сложно.

Утром телефон зазвонил чуть свет. Какой там свет – никакого света не было, весь город спал последним предрассветным сном. Поднимаясь, Рудольф взглянул на дом напротив – ни одно окно еще не было освещено, и только подъезды, как губные гармошки, сияющие металлом, светились четырьмя правильными рядами. Телефон трезвонил беспрерывно. Подходя к нему, Рудольф взглянул на часы: половина шестого.

– Слушаю, – сердито сказал он в трубку.

– Рудик, Рудик…

Он рассвирепел:

– Ио, ведь это же черт знает что такое…

– Рудик, – перебили его, – послушай, не сердись, ты еще не знаешь, что случилось.

– Что случилось? – остывая, спросил он.

– Рудик, ты уже больше не Рудик, ты Рудольфио, – торжественно объявили ему. – Рудольфио! Здорово, правда? Это я только что придумала. Рудольф и Ио – вместе получается Рудольфио, как у итальянцев. Ну-ка повтори.

– Рудольфио. – В его голосе смешались отчаяние и ярость.

– Правильно. Теперь у нас с тобой одно имя – мы нерасторжимы. Как Ромео и Джульетта. Ты Рудольфио, и я Рудольфио.

– Послушай, – приходя в себя, сказал он. – Ты бы не могла в другой раз нарекать меня в более подходящее время?

– Ну как ты не поймешь, что я не могла ждать. Вот. А потом, тебе пора вставать. Рудольфио, запомни: в половине восьмого я жду тебя на трамвайной остановке.

– Я сегодня не поеду на трамвае.

– Почему?

– У меня отгул.

– А что это такое?

– Отгул – это внеочередной выходной, я не пойду на работу.

– А-а, – сказала она. – А как же я?

– Не знаю. Поезжай в школу, и все.

– А у твоей жены тоже отгул?

– Нет.

– Ну, это еще ничего. Только ты не забывай: нас теперь зовут Рудольфио.

– Я счастлив.

Он водворил трубку на место и, чертыхаясь, пошел кипятить чай. Уснуть теперь все равно он бы не смог. К тому же в доме напротив уже светились три окна.

В полдень в дверь постучали. Он как раз мыл полы и, открывая, держал в руках мокрую тряпку, которую почему-то не догадался оставить где-нибудь по дороге.

Это была она.

– Здравствуй, Рудольфио.

– Ты! – удивился он. – Что случилось?

– Я тоже взяла отгул.

Лицо как у святой – ни единой капли того, что называют угрызениями совести.

– Вон как! – мужественно ответил он. – Гуляешь, значит. Ну, проходи, коли пришла. Я сейчас домою.

Не раздеваясь, она села в кресло возле окна и стала смотреть, как он, склонившись, водит тряпкой по полу.

– Рудольфио, по-моему, ты несчастлив в семейной жизни, – заявила она через минуту.

Он выпрямился.

– С чего ты взяла?

– Это очень легко увидеть. Например, ты без всякого удовольствия моешь полы, а у счастливых так не бывает.

– Не выдумывай, – улыбаясь, сказал он.

– А скажешь, счастлив?

– Ничего не скажу.

– Ну вот.

– Ты лучше разденься.

– Я тебя боюсь, – заглядывая в окно, сказала она.

– Что-что?

– Ну, ты же мужчина.

– Ах вон что. – Он засмеялся. – Как же ты осмелилась сюда прийти?

– Ну, мы же с тобой Рудольфио.

– Да, – сказал он, – я все забываю об этом. Это, конечно, накладывает на меня определенные обязанности.

– Конечно.

Она замолчала и, пока он гремел ведром в кухне, сидела тихо. Но когда он вышел к ней, пальто уже висело на спинке кресла, а лицо Ио было задумчивое и печальное.

– Рудольфио, а я сегодня плакала, – вдруг призналась она.

– Отчего, Ио?

– Не Ио, а Рудольфио.

– Отчего, Рудольфио?

– Это из-за моей старшей сестры. Она устроила скандал, когда я решила взять отгул.

– По-моему, она права.

– Нет, Рудольфио, не права. – Она поднялась с кресла и стала возле окна. – Один раз можно, как вы не поймете. Я сейчас знаешь какая счастливая, что с тобой говорю…

Она опять замолчала, и он внимательно посмотрел на нее. Сквозь платье, волнуясь, у нее пробивались груди, как два маленьких гнездышка, которые лепят неведомые птицы, чтобы выводить в них птенцов. Он заметил, что уже через год лицо у нее удлинится и станет красивым, и ему стало грустно от мысли, что со временем будет и у нее свой парень. Он подошел к ней, взял ее за