Долгая дорога до Грейсленда - Кристен Мей Чейз

октябрь. В это время года пекло отпускало, и люди наконец-то получали возможность в светлое время суток находиться на улице дольше чем несколько секунд, которые требуются, чтобы добежать до машины, школы или офиса. Они выходили на улицу с видом выпущенных на свободу пленников, просто шли по улицам без всякой цели или сидели на скамейках в парках и смотрели на других. Ты как будто становился героем фильма-катастрофы, где перед концом люди выглядят такими счастливыми.

– Так куда мы пойдем? – поинтересовалась я, когда дверь за мной захлопнулась и я зашагала к тому месту, где на тротуаре стоял Уайатт: выглядел он спокойным и уверенным в себе, как если бы планировал наш выход на протяжении нескольких дней. Глядя на него, я даже немного заволновалась и стала переживать, достаточно ли хорошо выгляжу. Надо было лишний раз взглянуть на себя в зеркало перед выходом!

– Можем прогуляться по городу, а потом осесть в каком-нибудь ресторанчике, где подают реально вкусную еду?

– Надеюсь, ты не станешь бросать камень в огород бостонской кухни?

– Ну, как тебе сказать… – И я прекрасно поняла, что он имел в виду. Ничто не сравнится с ребрышками барбекю с сыром! И, хотя я стала любительницей морепродуктов, это техасское блюдо было чертовски вкусным.

– Хорошо! Но я-то знаю, что наши лобстеры лучше.

– Наши лобстеры? Предательница! – Ему удавалось так изящно подкалывать меня, что вызывало лишь ответную улыбку и желание пикироваться. – Так какой у тебя план?

– Знаешь, никакого плана нет, даже немного странно.

– Совсем немного? – Мне нравилось, как внимательно Уайатт слушает.

– Эта поездка для меня – возможность отвлечься от собственных проблем.

– Ну, Лоралинн кого хочешь отвлечет. – Мы оба рассмеялись. – Молодец, что решилась.

– Вообще-то, мы так давно с ней виделись, что мое решение выглядит скорее обязательным, чем благородным.

– Неважно, как ты это называешь, но делаешь ты все правильно.

– Ты не знаешь, как ужасно я поступила.

Он остановился.

– Под ужасом ты подразумеваешь свой побег из дома, в котором могла окончательно погибнуть от рук сумасшедшего? Ты думаешь, никто не догадывался, что происходило между твоими родителями?

Я надеялась, что нашей семье удавалось скрывать свои секреты, но открытые окна – все равно что мегафоны.

– Никогда не забуду, как он кричал на твою мать на пикнике в честь Дня независимости. Его было слышно даже под водой в бассейне. Моей маме пришлось вызвать полицию. Ты помнишь?

– Да, припоминаю кое-что, – ответила я неуверенно, хотя зачем я врала: в моей памяти все запечатлелось настолько ярко, как будто все случилось только вчера. Отец, как всегда, напился и начал буянить. Когда мама попыталась увести его домой, он начал кричать на нее, упрекая в своем пьянстве, а потом припоминать другие ее прегрешения. В первую очередь имея в виду смерть моего младшего брата.

Это был не новый сюжет: он часто повторялся, но никогда в присутствии посторонних. Порой он будил нас с мамой ранним утром, усаживал на диван и начинал на нас орать. И всегда звучало одно и то же: «Твоя мать должна была отвести его к специалисту, а не к этому шизику. Когда мы наконец обратились к настоящему педиатру, его отправили в больницу. Чья в этом вина, а, Лоралинн?!»

Мы уже настолько привыкли к этим психическим атакам, что перестали на них реагировать. Все случилось так, как случилось. У девятимесячного ребенка подскочила температура, и он не переставая плакал, но кто мог знать, что это менингит? К тому времени, когда его доставили в больницу, спасти мальчика было уже невозможно. Спустя несколько дней – точнее, через день после моего дня рождения – брата отключили от аппарата жизнеобеспечения. Сделали так специально, чтобы его смерть не преследовала меня всю жизнь, но что мог изменить один день? Я все равно навсегда запомнила, что мой младший брат умер, когда мне исполнилось четыре года.

Я была рада, что вода из бассейна налилась мне в уши и я не могла слышать папины ругательства в адрес полицейских, которые пришли его арестовать. Когда я наконец вылезла, Дотти утешала мою расстроенную маму, а отец Уайатта уводил того в дом. Мой друг что-то кричал в адрес своих родителей, а я не знала, куда деться от стыда… Во дворе собралось много народу, и все – и дети, и взрослые – стали свидетелями безобразной выходки отца.

Спустя некоторое время шепоток за спиной перерос в громкие разговоры по поводу нашей семьи, а на мою долю пришлось лицемерное сочувствие со стороны тех, кто ничего не мог понять, но осуждал. Эти доброхоты навешивали ярлыки и сплетничали, иногда даже в моем присутствии: белый военный и его азиатская «наложница» – так они называли моих родителей. Хотя мама и сама подливала масла в огонь своей вызывающей манерой одеваться.

Я тогда нырнула под воду, чувствуя облегчение, которое вскоре сменилось беспокойством: арест отца – это затишье, которое скоро закончится. Когда он протрезвеет, его отпустят. И карусель агрессии и боли вновь начнет свое вращение по кругу.

– Эй, ты где? – Голос Уайатта вернул меня к действительности. – Мне показалось, что ты на минуту куда-то улетела.

– Прости, воспоминания нахлынули.

– О боже, не пугай!

– Слушай, я до сих пор очень мучаюсь из-за всего этого: оставила маму наедине с этим придурком, вот ей ничего другого и не оставалось, как коллекционировать своих Элвисов и парики.

– Зато ты смогла устроить свою жизнь. Никто не справился бы лучше.

– Ты что, мой психотерапевт?

– Если бы я им был, ты была бы мне должна больше чем обед. Перестань себя мучить. Ты что, и вправду думаешь, что твоя мама на тебя в обиде?

– Честно говоря, не знаю. Но если судить по ее вчерашнему комментарию, да. Мы с ней никогда не обсуждали все это. После отъезда в колледж я стала навещать ее только по праздникам, а она никогда не спрашивала, почему я сбежала… Кстати, а где оно – то вкусное местечко, которое ты мне наобещал? – Смена темы сейчас совсем не помешала бы.

– Хорошо, что аппетит тебе не изменил.

– Я давно определилась с жизненными приоритетами. Выпить сейчас тоже бы не помешало.

– Полностью поддерживаю и знаю идеальное заведение.

– Ты говоришь как знаток местных злачных мест.

– Что еще остается делать бедным детям своих мам?

– Зришь в корень.

Ободряющая, добрая улыбка на лице Уайатта странным образом подействовала на меня: я отбросила прочь все свои мысли и решила наслаждаться моментом.

С трудом заставила себя открыть глаза; почувствовала, как отлежала левую руку, ощупала складки на лице…

Часы на стене показывали 15:37 – скорее всего, врут. Только что мы сидели и обедали с Уайаттом, и вдруг три часа прошло? Потом я прилегла вздремнуть минут на двадцать. Видимо, короткий сон не для меня. Всегда вот так, даже если ставлю будильник: просыпаюсь спустя три часа или на следующее утро – обычно с раскалывающейся головой.

Не помогало еще и то, что мы пили во время обеда. Или правильнее сказать: мы обедали во время выпивки?! Хватаю телефон.

Грейс: Эй, мы добрались до Одессы.

Аша: Хорошо! (А это хорошо?)

Грейс: Остановились у старых друзей.

Аша: Звучит неплохо.

Грейс: Встретила парня, с которым дружила в детстве.

Аша: Отличные новости. Жду подробного рассказа.:)

Грейс: А теперь я проснулась после дневной попойки.

Аша: o.O Погоди, ты теперь любитель выпить днем? Почему я не знаю такую? Так нечестно.

Грейс: Вот мы и оторвались с этим моим школьным другом. В Одессе.

Аша: Значит, просто друзья?

Грейс: Да. Просто друзья. Хотя он довольно симпатичный.

Аша: Боже мой, я просто дрожу от нетерпения – расскажи!

Грейс: Нечего рассказывать! Он милый, добрый, забавный и…

Аша:…и тебе нравится.

Грейс: Это просто старый друг, с которым мы давно не виделись.

Аша: И который тебе ОЧЕНЬ НРАВИТСЯ. Ты решила остаться в Одессе?

Грейс: Судя по головной боли, не исключено.

Аша: Для такого случая нужен «Адвил». У этого друга есть имя?

Грейс: Спасибо за идею, пойду поищу. Его зовут Уайатт.