Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов

— Алис! Ну сделай ты ящик потише, господи ты боже мой!

Раздраженно она вообще вырубала телевизор и уходила в спальню. Минут десять он сидел, борясь с раздражением и досадой, работа на ум не шла. Потом, когда мысли опять потихоньку начинали страгиваться с мертвой точки, вдруг он слышал сквозь кухонную стеклянную дверку, как Элка с особым презрительным грохотом разбирает в большой комнате диван.

Он вставал, выходил в комнату. Элка равнодушно, с поджатыми губами стелила ему постель.

— Алис… — он осторожно сзади брал ее за плечи.

— Оставь, пожалуйста!

Хорошо хоть Танечки нету. На нее вдруг напал насморк, значит, детский сад все равно не примет. Элка сочла это за подходящий повод свезти ее к бабушке.

— Слушай, Эл. Ну я должен работать или нет?

В ответ она лишь пожимала плечами.

— Ну как ты считаешь, я должен деньги зарабатывать? У меня семья!

Это было, конечно, враньем, «Нос» ему денег не прибавит. А если и прибавит, то не скоро… Да вообще он не думал в данном случае о деньгах. Ему было интересно, он как бы развлекался. Только его удовольствие совпадало с общественной пользой.

Элка ничего не отвечала ему на патетическое восклицание про семью и деньги, она лишь окончательно уходила в спальню и закрывала за собой дверь — с особым таким тщанием.

Чтобы как-то избегать этих сцен, он положил воскресный день полностью отдавать семье. Но за это разрешал себе по вечерам задерживаться в институте. Здесь средь тишины не только пустого кабинета, но и всего пустого шестиэтажного дома Потапов работал, а кругом плавали медленные табачные облака… Он шел домой и обдумывал статью, первую статью из будущей немалой серии о «Носе»… А потом, когда-то еще в далеком потом, он напишет докладную на имя тов. Лугового С. Н. с просьбой отпустить деньги на эксперимент и на специальную группу единичек так в шестьдесят. Но для этого, дядя, для этого надо очень много всего. Надо не лениться, не обращать внимания на Элкину хандру, а только думать и думать. Надо, как говорится, мышей ловить. Причем непрерывно, и наловить их не менее как целое стадо!

Но почему все-таки вечером, а не днем? Да потому, что «Нос» не был первоочередной задачей его института. Их промышленность насущно требовала, чтобы потаповская голова, а также еще сотни две вверенных ему голов думали над конкретными, ими самими, между прочим, придуманными, утвержденными министерством и таким образом ставшими непреложной истиной плановыми темами. А таковых очень даже хватало на весь рабочий день. И простотой они отнюдь не отличались.

Однако и на том не кончались потаповские обязанности, далеко не кончались. Те десятки задач, которые, скажем, групповой инженер спихнул в свое время и думать о них забыл (уже потому, что их решения одобрил Сан Саныч), для Потапова должны были оставаться в голове, на контроле. И он продолжал следить за их дальнейшей жизнью, уже воплотившейся в металле, в хитроумнейших пластмассах, а то и в благородном серебре, а то и в платине, в золоте…

А еще ведь он являлся заместителем Лугового, и значит, должен был как-то держать весь институт — участвовать в определении проблематики, контролировать — поощрять и песочить… И еще масса всяких дел. А «Нос», что ж поделаешь, оставался, так сказать, хрупкой мечтой, почти запретным занятием.

Конечно, всем давным-давно известно, что наиболее практична хорошая теория, но пойди ж ты докажи это соответствующим товарищам. Тем, которые следят за выполнением плана!

Ко всему вышеперечисленному прибавлялось и то, что каждый раз надо было разгребать дела, накопившиеся после командировок. И Потапов их честно разгребал и старался, чтоб не стопорились дела текущие. А вечером еще мечтал — при помощи химического и математического аппарата — мечтал о «Носе».

Потапов не роптал на свою судьбу, он был ей рад. Но когда он вдруг обнаружил у себя на календаре запись, что сегодня в одиннадцать тридцать необходимо присутствовать на директорате, это вызвало у него чувство, как говорится, естественного раздражения… Какого аллаха вообще. Я же не пластмассовый, как верно подметил товарищ Коняев.

Он решил позвонить Луговому… Но вовремя остановился. И набрал номер не прямой, не в кабинет, а через секретаршу. Эту Леночку знал весь институт, но мало кто знал, что она верный друг и тайный советчик Потапова. Почему оно так сложилось, даже и непонятно теперь за давностью лет. Но сложилось! И Потапов, надо сказать, дорожил этой дружбой.

— Привет, — сказал он. — Привет, Ленуля, — они были настоящие друзья, и тут не требовались пошлые комплименты. — Нужна твоя консультация. — Затем он кратко объяснил, что сегодня ему на директорате сидеть прямо-таки нож вострый. Так нельзя ли как-то закосить?.. Пауза…

— Не советую, Саш.

— Пойми, это же до обеда не расхлебаешься! Да еще в дыму насидишься — вылезешь оттуда… Значит, целый день…

— Саш, я тебе не советую, — и вдруг перейдя на шепот, от которого у Потапова стало щекотно в ухе: — Он сегодня какой-то странный… Нет, не злой. Он какой-то тоскливый. С утра меня позвал: дайте чашку кофе. А он же кофе с утра отродясь не пьет! Понимаешь?!

Потапову смешно стало от такой очень «секретарской» приметы. Но все же он не позвонил Луговому и покорно пошел на директорат — слишком верил в Ленулину способность быть инженером души их любимого начальника.

До назначенной половины двенадцатого оставалось две минуты, когда Потапов вошел в кабинет Генерального конструктора. Точность, ритуал, протокол — это Лужок соблюдал неукоснительно. Лена стояла у полуоткрытой двери.

— Комплект? — спросил Луговой.

— Астапов еще не подошел…

Олег то есть. Генеральный посмотрел на огромные, колонной, часы с полупудовым маятником, кивнул. Минута у Олега была в запасе.

И тут Потапов заметил непорядок: Луговой сидел не на обычном своем председательском месте во главе стола. И вообще даже не за столом, а сбоку где-то у раскрытого окна… Они встретились взглядами.

— Веди сегодня ты, Сан Саныч. А я здесь побуду.

Он сидел, неловко как-то склонившись набок, оперевшись рукой о коленку. Впервые, может быть, Потапов заметил, что Луговой полноват и тяжеловат. Русые с густой проседью волосы сползали на висок… Вошел Олег, сейчас же часы пробили половину двенадцатого. И сейчас же Потапов сел в председательское луговское кресло.

Олег мгновенно оценил обстановку.

Обычно они располагались так: Луговой на своем троне, справа Потапов, слева Олег — заместители. Но теперь, когда на троне расположился Потапов, Олегу как-то нелепо