Курган - Василий Афанасьевич Воронов

начальство повыше, ему виднее…», «без шефа мы не решаем…». А шеф придет, не глядя наложит резолюцию: «выдать», «отпустить», «уволить» или что-нибудь в этом роде — и все в порядке (ведь кто лучше шефа распорядится?).

Это приносит нам больше вреда, чем засухи и другие стихийные бедствия. И ведь люди не лентяи, не рвачи, а хорошие, совестливые труженики. Как помочь им покончить с этой инертностью, равнодушием?»

Как-то подошел к Мрыхину хуторской старичок, вежливо поздоровался и, смущенно покашливая, спросил:

— Слыхал я, председателева нашего турнуть собираются?

Мрыхин улыбнулся:

— Не слышал, дедушка.

Старичок нахохлился, колюче стрельнул мутными глазками.

— Ты, парень, вижу, не дюже погутарить любишь.

— Не слышал, — уже серьезно сказал Мрыхин. — Думаю, что для этого нет оснований.

— То-о-то! — с затаенным торжеством протянул дедок. — Мохов — всем председателям председатель! Трашшать человека — вам меду не надо, а вот пожалеть некому…

«Загадка этот Мохов, — думал Мрыхин, вспоминая колючие глаза старичка. — В самом деле, что я о нем знаю?»

Мрыхин слышал, что в семейной жизни председателя есть что-то тщательно им скрываемое от постороннего глаза. Говорили, что с женой у Мохова давний разлад, тихая семейная вражда.

Мрыхин был знаком с Натальей Мироновной. Высокая, стройная, с холеным белым лицом, она невольно привлекала к себе внимание. В первую минуту она показалась Мрыхину очень живой, словоохотливой, простодушной. Однако, приглядевшись, он заметил в ее манере держаться тонкую игру. В ее непринужденности и простодушии, в подчеркнуто женственных движениях было что-то нарочитое, в самом голосе слышалась искусственная возбужденность, за веселым смехом и шутками угадывался холод. Он был в глазах. Глубокие, темные, почти неподвижные, они, казалось, принадлежали другому человеку и противоречили всему, что говорила и делала Наталья Мироновна. Мрыхин, чувствуя странную неловкость, не выдерживал их взгляда.

Однажды, в воскресный день, разыскивая Мохова, секретарь парткома завернул к нему домой. Председательский дом стоял на отшибе, в низине, среди высоких, густо зеленеющих верб и тополей.

Мрыхин зашел в просторный двор, приласкал огромного, похожего на водолаза игривого пса и огляделся: не видно ли хозяев?

По обе стороны двора раскинулся густой яблоневый сад, сплошь заросший лебедой и сурепкой. Перезревшие яблоки падали в траву, выкатывались во двор, их, видно за ненадобностью, никто не подбирал. Сад занимал весь приусадебный участок, не видно было ни грядок с овощами, как водится на хуторе, ни палисадника с цветами. Все имело довольно запущенный, нежилой вид.

В глубине двора углом стояли длинные кирпичные постройки — кухня и сараи. Они тоже вдоль по фундаменту заросли лебедой, и не было признаков какой-либо живности в хозяйстве, кроме кур, вольно бродивших в самых отдаленных уголках сада.

Высокий фундамент большого финского дома давно облупился, между камнями образовались щели, похожие на птичьи норы. У стен сараев был свален всякий хлам: ящики, картонные коробки, банки и бутылки разного калибра. У веранды под небольшим навесом стояли стол, старый диван и посудный шкаф. Лак с них давно сошел, фанеровка вздулась: мебель зимовала на улице.

В большом кожаном кресле, видно, спал обычно пес и на спинке спросонья драл когти.

Мрыхин подивился столь живописному запустению и уже собрался ретироваться, чтобы не смущать хозяев, как на веранде появилась Наталья Мироновна в длинном махровом халате. Недоуменно взглянув на гостя, она ловко поправила распущенные волосы, перехватила их сзади заколкой, холодно, как у незнакомого, спросила:

— Вы к Мохову? Я позову, — и быстро ушла в дом, мелькнув полами халата.

Через несколько минут вышел Мохов, в пижамных брюках и спортивной майке.

— А-а! — обрадованно сказал он, хотя Мрыхину показалось, что хозяин немного удивлен. — Ну, проходи, проходи… В комнате жарко, пойдем в беседку.

Снова вышла Наталья Мироновна, с полотенцем на плече и цветочной вазой в руках.

— Наташа, ты бы поставила чайку.

Хозяйка, словно извиняясь, посмотрела на Мрыхина и лениво повела плечами:

— Не до чаев мне сейчас. Опаздываю…

Она вальяжно прошествовала через двор и скрылась в кухне. Мохов натужно улыбнулся, махнул рукой:

— Ну, ладно, ладно… — и, озадаченно крякнув, поднялся.

Мрыхин сидел в беседке, в тени яблонь, поджидая хозяина. «Вот тебе и Мохов, — думал он. — В колхозе король, а тут как на плохой даче живет. Такая усадьба, а хозяйской руки не видно. Впрочем, со стороны судить легко…»

Он уже пожалел, что явился незваным гостем, но делать было нечего. Решил сразу сказать, зачем пришел, извиниться и уйти. Но Мохов принес чай, и уйти было неловко.

— Из области звонили — студентов на кукурузу присылают…

Мрыхин подробно рассказал, кто звонил, из какого института студенты, сколько их и какие условия выставляют.

Мохов задумчиво почесал виски, думая о своем.

— Когда приезжают?

— Через неделю.

— Ну, значит, завтра-послезавтра решим. Пусть приезжают.

Через крышу беседки, заплетенную хмелем, упало на стол крупное желтое яблоко. Мохов взял его в руки, вытер ладонями и с хрустом откусил.

— Яблок про́пасть, а собирать некогда… да и некому, — со вздохом сказал он. И, помолчав, добавил уныло: — Ремонт в доме надо делать… а когда?

Мрыхин удивленно посмотрел на Мохова: «Прикидывается или на самом деле хандрит? Это для Мохова-то ремонт проблема! Нет, тут что-то не так».

Лицо у Мохова серьезно, плечи безвольно опущены, в глазах застарелая усталость, даже тоска. Сейчас он казался старше себя.

— Ухожу темно и прихожу темно, — продолжал он, кусая яблоко. — Сам знаешь… На свои заботы оглянуться некогда…

Мрыхин, конечно, знал, что председатель в вечных разъездах, командировках, да и в колхозе не сидит на месте, всегда за ним ходят толпы просителей. То он с головой окунается в строительные дела, то с утра до вечера занимается привесами и молоком, то отряжается на раздобытки стройматериалов и запчастей. Где горячо — там появляется Мохов, и дело поправляется. Но в его хлопотах и в беготне, в его многотрудной работе организатора Мрыхин не видел системы. Мохов был привязан к факту, к случаю и, кажется, не очень задумывался над ними.

Случится какая поломка, он воспринимает ее как неизбежность и озабочен только тем, где достать запчасти. Ему словно некогда остановиться, выяснить, почему случилась поломка, кто в этом виноват и что нужно сделать, чтобы упредить подобные случаи.

Не хватает людей на уборке — он едет в райцентр, в город, к шефам за подмогой, хотя можно было бы обойтись своими силами: в хуторе немало праздных и отлынивающих от работы людей.

Пало несколько коров, объевшись молодой люцерны по недосмотру скотников, — так, стало быть, им на роду написано…

…Во двор заехал «жигуленок», резко взвизгнув тормозами, остановился. Послышался веселый молодой голос:

— Чай пьют? В беседке?

Мохов поморщился, с силой швырнул огрызок яблока: