Книжная лавка фонарщика - Софи Остин

— Тогда вы скажите мне, где вы зачахнете, чтобы я вас дотуда довезла.

Он наигранно обиженно на нее посмотрел:

— А вам на это глубоко плевать, так ведь?

— Нет, потому что вы просто преувеличиваете. А это, как я полагаю, еще одна писательская черта?

Он посмотрел на нее — и в животе у нее затрепетало, однако вместо того, чтобы снова сострить, он сказал:

— Кони-стрит. Там есть трактир.

— Кони-стрит? — Она знала название, но не могла вспомнить откуда. — А вы разве не из этих мест? По акценту я решила, что вы отсюда.

— Я отсюда. — Теперь его голос звучал оскорбленно. — Я что, похож на туриста?

Эвелин покачала головой:

— Я просто предположила, что у вас есть здесь дом.

— Он есть. — Уильям прочистил горло. — Просто я… — Он покачал головой. — Лучше в трактир, спасибо.

Эвелин прищурилась.

— А тут пахнет какой-то историей, — сказала она. — Я не писательница, но даже я это чувствую.

— Нет, историей здесь не пахнет, — отрезал он. — Я проделал долгий путь и очень устал. Так что если нам и правда придется ехать вместе, то, может быть, будем это делать в тишине?

— Интересно: когда хрустальная туфелька оказалась вдруг на вас, вам сразу стало нечего сказать, — пробормотала она, а затем выкрикнула в окно: — Будьте любезны, на Лонг-Клоуз-Лейн через Кони-стрит.

И карета с грохотом покатилась в темноту.

Глава 10

Эвелин повезло, и, придя домой, ей удалось избежать встречи с матерью — Сесилия рано отправилась спать, — но за завтраком это было уже неизбежно, и неважно, как долго она будет валяться в постели, как тщательно будет расчесывать свои вьющиеся русые волосы и сколько провозится с пуговицами на утреннем платье с высоким воротничком.

Той ночью ей приснился мужчина, с которым она разделила карету, только во сне он не молчал, нахмурившись, всю дорогу, а рассказывал ей истории — волшебные сказки про мышей и кареты. Слова его искрами замирали в воздухе, оставляя за собой дымный след. Она проснулась, почувствовав тряску, словно бы по-прежнему ехала в том экипаже, и только через несколько мгновений поняла, что под ней на самом деле ее кровать, а чувство тряски вызвано пружинами, которые впивались ей в спину при каждом движении.

И вот они втроем сидели на кухне: на столе — миска с вареными яйцами и тарелка с тостами. Камин остывал, утренний бриз приносил в комнату из открытых окон запах свежескошенной травы.

— Ну, выкладывай. — Лицо Сесилии светилось. — Рассказывай все ! Кто там был?

Эвелин потянулась за холодным тостом, искоса взглянув на тетушку Клару. Та пряталась за помятым выпуском журнала «Домашние записки» и делала вид, что не слушает.

— Были леди, с которыми мы познакомились в Лондоне. Они плевались ядом как никогда.

Мать строго на нее посмотрела:

— Надеюсь, ты не разожгла там очередную ссору.

— Я была с ними вежлива, — искренне ответила Эвелин, — чего не могу сказать о них.

Мать закатила глаза:

— Не понимаю, почему ты так любишь со всеми ругаться! Неужели так сложно проявлять к людям дружелюбие?

— Я проявляю дружелюбие.

— Очевидно, не проявляешь, раз они так жестко с тобой обходятся. Со мной эти леди были просто очаровательны.

— В лицо они говорят вам одно, матушка, а за спиной — совершенно другое.

Тетушка Клара, продолжая прятаться за журналом, фыркнула и тут же с шуршанием перевернула страницу в попытке замаскировать свою несдержанность.

— Вот видишь! Это я тебе и пытаюсь сказать. Ты совсем не доверяешь людям. Кто тебе вообще сказал, что они плохо говорят о нас за спиной? То, что ты думаешь о людях только самое плохое, не значит, что все мы так думаем — или что должны думать.

Эвелин откусила кусочек тоста и стала медленно жевать, так, будто это должно было спасти ее от необходимости открывать рот. Она не могла сказать матери, что они о ней говорили: что леди Вайолет и другие леди смеялись над ней, над ее происхождением, что они обвиняли именно ее в том, что их семья лишилась дома в Риккалле.

Это бы разбило ей сердце.

Сесилия вздохнула:

— Что ж, ладно. Если ты снова собираешься впасть в ступор и молчать, то лучше расскажи мне, с кем ты танцевала. Ты взяла с собой бальную книжку, как я просила?

— Взяла, — ответила Эвелин, откусывая от тоста новый кусочек.

— Так и что же? Показывай.

Эвелин поколебалась, но толкнула книжку в сторону матери.

Сесилия изучала ее, казалось, целую вечность.

— Это что, шутка?

— Нет. — Эвелин потянулась за вторым тостом и сосредоточилась на том, чтобы как можно ровнее намазать теплое масло на холодный хлеб.

— Ты танцевала с одним мужчиной?

— Не совсем.

— О! — Тон Сесилии стал бодрее. — Значит, мужчин было больше? Просто ты не давала им свою книжку?

Эвелин взяла джем.

— Я ни с кем не танцевала, матушка.

Тетушка Клара громко ахнула за журналом, и на секунду в комнате повисло молчание.

— Что ты сказала?

Эвелин посмотрела на мать:

— Вы меня слышали, мама. Но это не от моей надменности, уверяю вас. Я просто… Я просто не смогла.

— Ты не смогла? Но тебе давали столько уроков! Перед первым выходом в свет! Только не говори, что ты испугалась.

— Я не боялась танцевать, — осторожно ответила Эвелин.

— Тогда в чем было дело? Ты снова забилась в угол и пряталась там? О, Эвелин, только не говори мне, что так оно и было.

— Жизнь состоит не из одних только балов, матушка. В ней есть чем заняться, кроме как бегать и ждать, пока тебе предложат руку и сердце! На дворе уже не тысяча восемьсот пятидесятый…

— А жаль, — буркнула тетушка Клара.

— Почему же? Я читала, что среди врачей появляются женщины, что женщины сейчас все чаще предпочитают строить карьеру. Возможно, замужество скоро и вовсе выйдет из моды…

— Эвелин, — оборвала ее мать пугающе тихим голосом, — скажи мне, что ты не пряталась в углу весь вечер.

— Я нигде не пряталась, матушка. Я просто… — Ушла. — Я просто думаю, что никто, кроме Натаниэля, меня бы все равно не пригласил.

— Натаниэля? Вы с мистером Моррисом уже перешли на «ты»? — Мать сверлила ее взглядом, нервно постукивая пальцами по столу.

Журнал тетушки Клары вдруг опустился.

— Сесилия, дорогая, знаешь, кажется, у нас закончился хлеб.

— Он из Америки, — объяснила Эвелин. — Там не так сильно заботятся о правилах этикета. Он сам попросил меня обращаться к нему по имени.

— Если только вы не заключили помолвку, ты должна звать его мистер Моррис.

Тетушка