Футбол 1860 года. Объяли меня воды до души моей… - Кэндзабуро Оэ

листву проглядывали ветви, на которых висели темно-красные спелые плоды, и ветви, на которых висели еще ярко-красные неспелые плоды. Осторожно, чтобы не повредить веток, Исана залез на дерево и, сорвав несколько плодов вместе с тонкими веточками, на которых они висели, протянул их Дзину, но Дзин, у которого было слабое зрение, никак не реагировал на веточки, оказавшиеся в его руках. Он был поглощен доносившимися со всех сторон голосами птиц. Рассмотреть самих птиц сквозь густые заросли деревьев было трудно. Когда они дошли до огромной дзельквы, стоявшей на фоне неба, покрытого густыми, тяжелыми серо-синими тучами, и точно такого же серо-синего моря, так что провести между ними границу было невозможно, неожиданно наступила темнота. Скворцы, которых всего несколько дней назад было видимо-невидимо, теперь совсем исчезли; Исана, Инаго и Дзин притихли, сравнивая росшие из одного корня два ствола могучей дзельквы, рассматривая, какая у них кора, какого она цвета. Десятки миллионов листьев не издавали ни шороха; с этого сравнительно открытого места был слышен грохот волн, бивших в утес.

Взяв Дзина за руки и обходя стволы дзельквы, старый и молодой, Исана и Инаго одновременно обнаружили то, что потрясло их и на какое-то время лишило дара речи. Они сразу же пошли назад к бараку, мелко ступая, чтобы подладиться под шаг Дзина, и ощущая, как в сгущающейся тьме на них тенью могучей дзельквы наваливается страх.

– Почему… почему его так похоронили?.. Почему похоронили в таком месте, где его моментально найдут? Ладонь торчит из земли, и ее так облепили огромные мухи, что она кажется позолоченной…

Тело Инаго от пронизывающего ночного ветра покрылось гусиной кожей, но внутри у нее бушевал настоящий смерч страха. Исана хотелось одолеть его, но нужные слова не приходили на ум. Не приходили потому, что его поразила, сверлила мысль: это же Китовое дерево. Такаки решил про себя, что огромная дзельква как раз и есть Китовое дерево, и именно под ним похоронили Короткого. Почему? Во всяком случае, Исана было ясно, что Такаки пришла эта мысль в тот вечер, когда они долго стояли и смотрели на дзелькву. Но может ли это успокоить Инаго? Как успокоить ее, если в ее сознании Китового дерева не существует?

Возвратившись в Токио и спускаясь по дороге, заросшей с обочин высокой травой и ведущей из города на холме в заболоченную низину, Исана и Инаго одновременно увидели нечто неожиданное.

– Союз свободных мореплавателей горит! – закричала Инаго. И так громко, что измученный Дзин даже вздрогнул от испуга…

Перед их глазами, привыкшими к высокому небу на мысе, расстилалось покрытое облаками небо, такое низкое, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой, и это небо подпирал огромный столб дыма, поднимавшийся с развалин киностудии. У его пылающего прозрачно-красного основания низко стелилась ярко-багровая пена. В лучах склонившегося к закату солнца заболоченную низину, покрытую густым ковром травы, все сильнее заволакивало дымом. Но, возможно, горел лишь один, ближайший к ним павильон киностудии? Наверно, его разрушили, обломки сгребли бульдозером подальше от остальных построек, крупные деревянные детали увезли на лесосклад для продажи, а мелочь подожгли. По обеим сторонам пылавшего костра симметрично стояли два бульдозера, как будто отражая замысел людей, ответственных за ведущиеся здесь работы; за костром при порыве ветра удалось рассмотреть стену другого павильона, совершенно целого.

– Команду Союза свободных мореплавателей, наверно, арестовали, а тайник разрушили.

– Вряд ли. Зачем так бездумно уничтожать место преступления, – сказал Исана.

Глубокое беспокойство, охватившее Исана и Инаго, передалось и Дзину, которого они с двух сторон держали за руки. Его вид напомнил Исана еврейского мальчика с поднятыми вверх руками, отправляемого из гетто в концлагерь, которого он видел в документальном фильме. Дойдя до входа в убежище, они были напуганы еще одним, уже совсем конкретным фактом. Пытаясь открыть ключом дверь, они увидели, что она закрыта изнутри на цепочку. Но к двери подошли не устроившие засаду полицейские, а Такаки, Тамакити и Красномордый, и страхи тут же рассеялись. Войдя в прихожую, Исана, Инаго и Дзин от усталости и пережитого потрясения не проронили ни слова. Голова Тамакити, поднявшегося на несколько ступенек винтовой лестницы и облокотившегося на перила, казалось, была где-то очень высоко. Красномордый, снявший цепочку, стоял на бетонном полу босиком. Стоявший напротив Такаки повернулся к ним худым профилем – не только у него одного, у всех троих был такой вид, будто они вышли не встретить их, а возвести перед ними живую баррикаду и не пустить в дом.

– Мы забрались на балкон, разбили стекло и проникли в дом. Стекло можно вставить, это чепуха, – сказал Такаки, по-прежнему не глядя на Исана. – Вы, наверно, видели огонь? Тайник Союза свободных мореплавателей разрушен, вот и пришлось нам перебираться в другое место… Особенно срочно нужно было перевезти оружие.

Такаки оправдывался, что они вторглись в убежище Исана, но мрачность его, как и двух его товарищей, объяснялась другим: они испытывали неловкость перед Инаго. После погони за бывшим солдатом и его гибели они еще не виделись с ней. Это понимал Исана, понимала и Инаго. И великодушно разрядила напряженную атмосферу.

– Нужно уложить Дзина, дать ему отдохнуть. Нечего болтать попусту, – сказала она резко и, сняв с Дзина ботинки и обняв его, повела в комнату мимо Красномордого и Такаки.

– Инаго – настоящий боец, – сказал Тамакити внешне насмешливо, но на самом деле со смущением, которого ему не удалось скрыть.

Красномордый поднял к нему лицо, ставшее таким пунцовым, что это видно было даже в полутемной прихожей, но ни он, ни Такаки ничего не ответили. Исана подумал что, видимо, оставалось еще что-то нерешенное, о чем они хотели поговорить. Расположившись в комнате, они продолжали молчать, ожидая, пока Инаго принесет Дзину печенья и воды. Наконец Такаки начал:

– Союз свободных мореплавателей убрал оттуда людей и оружие. Около нашего корабля в съемочном павильоне остался один Бой. В этом вся проблема. Он по своей воле ни за что не покинет корабль.

– Понятно. Но как можно было оставлять там одного Боя, еще совсем ребенка? – вспыхнула Инаго.

– Бой влюблен в корабль. Мы ничего не могли с ним поделать, – сказал Такаки смущенно. – В Союзе свободных мореплавателей никто не может приказывать другому. Если он решил что-то сделать, мы не можем сказать ему: нет, не делай…

– Но ведь павильон, где он сейчас спрятался, разрушают и жгут?

– Нет, до нашего тайника еще не добрались, – сказал Красномордый. – Они начали с другой стороны. Мы наблюдали в бинокль. Сейчас они перестали разрушать и сжигают обломки и мусор. Больше они сегодня ничего, наверно,