Господин Моцарт пробуждается - Ева Баронски

— Двери закрываются, — раздался бесплотный голос, вещавший, словно через раструб гигантского рога. С нарастающим свистом змей снова зашевелился, и, двигаясь все быстрее и быстрее, унесся в черное отверстие шахты на противоположном конце катакомбы.

Петр отпустил руку Вольфганга, вяло оттолкнул его и поправил на плече ремень от футляра.

— Цо робишь, а? Есть хочется? А времени уже нет! Тринадцать минут, пока будет следующий. Але входи сразу, когда приедет.

— Ты хочешь сказать, он не один такой? — Вольфганг застыл, глядя вслед чудищу, сердце все еще тяжело бухало, словно в литавры. И Петр ожидал от него, что он отдастся на съедение дракону.

— Куда он отправит нас?

— Квартал музеев надо, сегодня туда.

— А… ты уж не раз проделывал это?

— Сегодня уж чвартый чи пятый раз, по-моему. Хозяин добрый, клиенты ходят хорошие. Раз сорок евро получил чаевые!

Вольфганг кивнул, как мог, равнодушно, пытаясь привести мысли в порядок. Глубоко вдохнул. Видно, этот кошмарный змей не подавал Петру ни малейшего повода для беспокойства. Следовательно, это была всего лишь обычная повозка, дилижанс, подобно тойотам, что разъезжают по улицам Вены (их там, верно, тысячи) и которых он так боялся еще вчера утром — а потом они оказались весьма полезным удобством! Путешествовать в них намного приятнее, чем в каретах, которыми он пользовался до сих пор — те скакали на дороге так, что к вечеру зад у него болел, как у озорника, которому задали ремня. Снова раздался грохот, шум усилился, перешел в свист, и Вольфганг почувствовал, что сердце уходит в пятки. Он непроизвольно отодвинулся.

— У тебя, часом, клаустрофобии нет? — В выражении лица Петра читалось участие, и все же он раздраженно вздохнул.

Вольфганг пожал плечами — чем бы оно ни было, он этим, скорее всего, не обладал, ведь кроме одежды на теле и музыки в голове он не знал ничего, пребывавшего в его собственности.

— О’кей, просто закрываешь глаза, я беру твою руку, — он крепко держал Вольфганга, направляя его к повозке, напоминавшей скорее даже не карету, а вытянутый, низкий дом, вставший перед ними и глотавший людей. — Всего несколько станций, — Петр ласково похлопал его по плечу, когда они вошли внутрь, потом снял с плеча инструмент и прислонил его к низкой ширме рядом с дверью, которая сама собой закрылась с таким шипением, словно испускала газы.

В восторге, граничащем с ужасом, Вольфганг не спускал глаз с медленно соединяющихся дверей. Рядом не было никого, кто бы мог их закрыть! Змей дернулся и поехал, Вольфганг еле устоял на ногах, затем оступился, потерял равновесие и почувствовал, что его несет по проходу, как камень из пращи. Он махал руками, пытаясь остановиться, наконец поймал одну из стоек, укрепленных около кресел, и обвился вокруг нее. Ух, ну и скорость! Он огляделся, расплывшись в улыбке, рассмеялся, снова обрел равновесие и радостно захлопал в ладоши. Он уже видел, как мимо окон проносятся ожидающие люди, когда ему пришлось снова крепко обхватить стойку, ибо на этот раз его понесло в обратном направлении, потом червь остановился, двери пукнули и открылись. Теперь ему стало понятно, зачем с потолка свисали петли. Он попробовал ухватить такую петлю, и ему пришлось встать на цыпочки.

Перед ним вырос Петр, улыбка у него была такая слабенькая, что сквозь нее просвечивала тревога. Он велел Вольфгангу сесть, как врач, прописывающий тяжелому больному постельный режим.

Вольфганг, скосив глаза, наблюдал за скрипачом, для которого адский змей был, видимо, привычным средством передвижения. Чудище снова поехало, за окном почернело. Похоже, что никого из узников не беспокоил полет через подземные проходы со скоростью пушечного ядра, с домами и улицами, нависавшими сверху. Снаружи снова замелькали огни, Вольфганг увидел, что там стоят люди, входят, выходят, и почувствовал неясный, приятный холодок ужаса. Ведь если правильно рассудить, какое это увеселение! Хотелось бы знать, что за невидимая сила толкала или тянула эту махину, открывала двери, катила лестницы, так что человеку не нужно было даже двигать ногами.

— Оно едет — вовсе само собой? — осторожно спросил он Петра.

— Что ты имеешь в виду?

— Вот эта повозка. — Он хлопнул ладонью по креслу.

Петр наморщил лоб и, кажется, задумался.

— Внутри там точно водитель. Але есть уже и без них, может, в Японии или где еще.

Вольфганг постарался сделать понятливое лицо.

— А куда на них можно поехать?

Петр указал на таблицу над окном, на которой, огибая невидимый центр, сплетались разноцветные линии.

— Почти весь город. — Он помолчал, посмотрел на Вольфганга и тихо кивнул. — Ты тож из деревни, — он, кажется, не ждал ответа. — Первый раз, как я сюда приехал — уж два года прошло. Ничего не понимал. — Он улыбался, как дедушка, вспоминающий молодость. — Все громадное. Так хотел, чтобы кто-нибудь показал город, — он опять кивнул, потянул Вольфганга к выходу и на мгновение положил руку ему на плечо. — Сделаем экскурсию, завтра. Вместе. Ты и я.

Но на другой день, когда Вольфганг проснулся, на улице вместо снега был ливень, уже в воздухе казавшийся грязно-коричневым и выбивающий постоянное тремоло по жестяным подоконникам Петровой квартирки.

Петр решительно покачал головой.

— Сегодня никуда не иду, только до «Биллы» и обратно, пшиячель.

— Жаль! — Вольфганг смотрел в окно. Ему не терпелось исследовать улицы и площади, находить старое и новое, выяснить, что сохранилось от его прежней Вены, а что кануло в мир иной. Впрочем, если Петр собирается нанести визит даме, он не смеет мешать ему ни при какой погоде.

— Давай со мной, так сразу узнаешь, как это делать, если будешь один.

Вольфганг тут же обернулся, подмигнул Петру:

— Смотри ты, шельмец эдакий! Благодарю покорно, однако ж, у меня не было недостатка в опыте, — тут он осекся.

А может быть, Петр отчасти и прав. Женщины, которых он встречал за последние два дня на улицах и в трактирах, не только выглядели совершенно иначе, чем он привык (либо полуголые, либо неотличимые от мужчин), но и вели себя таким образом, что несколько указаний ему, похоже, не помешали бы.

— Впрочем — если она недурна…

— Кто?

— Как ты только что ее назвал? Билла?

— Очень недурна там одна кассирша! — Петр засмеялся. — Идем, хлеба купим, и молоко у нас тю-тю.

Проходя меж бесконечных полок в метр высотой, Вольфганг не уставал удивляться. Он то и дело останавливался, вставал на цыпочки, наклонялся, рассматривая изобилие товаров, выставленных здесь на продажу. Всю рыночную площадь взяли и запихнули в одно здание — что, ввиду зимних