Эксгибиционист. Германский роман - Павел Викторович Пепперштейн

Я с ними дико подружился, хотя мы не имели возможности ничего друг другу сказать. Они меня всячески поощряли, показывая жестами cool, yeah, «всё круто у тебя получается». Под конец я впал в полный экстаз. Уже хохотали вокруг меня не только эти девчата, человек семь, а хохотал уже большой участок дискотеки. Я понял, что смешу реально большой сегмент чернокожего населения этого района Лондона. Когда я вышел, на меня чуть ли не бросились с предложениями, во-первых, пыхнуть, во-вторых, съесть экстази, в-третьих, немедленно пойти куда-то еще тусоваться. Сказали, что такого смешного чувачка они очень давно не встречали. Я с ними закорешился, они меня раскурили, всячески как-то оттопырили, и я пришел в свой отель дико веселый, на диких ушах, практически ничего не соображая и думая, что даже в таком меланхолическом месте, как Лондон, можно найти веселые фрагменты бытия.

Так проходила моя жизнь. Но меня волновал вопрос: произойдет ли встреча с ангелом, которая была заявлена в названии выставки?

Название «Как встретиться с ангелом?» происходит из названия произведения Ильи Кабакова, которое и было на этой выставке представлено. Это ассамбляж, изображающий ситуацию маленького человечка, который выстроил лестницу, уходящую в небо, поднимающуюся очень высоко над ландшафтом. Взобравшись на верхнюю ступеньку этой лестницы, он стоит, протягивая руку вверх. С неба на ниточке (в данном случае с потолка) к нему спускается крошечная фигурка ангела. Этот ассамбляж Кабакова я дополнил портретами ангелов: на больших бумажных свитках черным акрилом я нарисовал лица, окруженные вихрящимся ореолом из крыльев. Это даже не серафимы и не херувимы, не шестикрылые, не восьмикрылые, а очень многокрылые существа, каждое с разным количеством крыльев. Образ этих бесконечнокрылых меня тогда часто преследовал. Таким образом градус ангелизма на этой выставке был очень высок, и это не могло закончиться ничем иным, как встречей с ангелом.

Ангел явился в форме прекрасной девушки. Я познакомился с ней на вернисаже этой выставки. Я вдруг увидел перед собой ангела во плоти в виде прекрасной итальянки, полностью совпадающей своим обликом с ангельскими образами с картин Возрождения (нечто одновременно и боттичеллиевское, и рафаэлевское, весь спектр). Она подошла ко мне и сказала, что ангелы являются предметом ее жизненного интереса, она интересуется только ангелами, она пишет некую книгу об ангелах и ангелизме вообще. Это было невероятно, что такой ангел еще и исследует феномен ангелизма как такового. Одета она тоже была совершенно запредельно: у нее был очень широкий бархатный пояс, который схватывал ее тонкую талию, пояс при этом расшит золотыми и серебряными нитями с вкраплением чуть ли не драгоценных камней, что-то совершенно не из двадцатого века. Я был совершенно потрясен и немедленно влюблен. По логике бинарных оппозиций такой концентрации ангелизма и появлению такого ангельского существа неизбежно должны были предшествовать какие-то адские впечатления, чтобы создать, как принято в земной юдоли, эффект качелей, неких контрастов. Накануне мы с Кабаковым пошли смотреть выставку Apocalypse Now, которая пользовалась дичайшей популярностью в Лондоне. Я увидел гигантскую очередь жаждущих попасть на выставку, что напомнило мне советские времена и очереди энтузиастов в Музей имени Пушкина или в Манеж. С тех пор я таких очередей на выставки не видел. Нам удалось воспользоваться хитрыми советскими приемами и попасть на выставку без очереди.

Самым грандиозным и запоминающимся был последний зал выставки с инсталляцией братьев Чепмен Hell – «Ад». Такое мощнейшее погружение в hell. Это самая трудоемкая и кропотливая, самая гигантская и значительная работа Чепменов. В полутьме этого огромного зала стояло множество стеклянных витрин, подсвеченных мягким золотистым светом. Витрины смыкались друг с другом краями, образуя сложный лабиринт, по которому следовало бродить, вглядываясь в то, что творилось в витринах. Тысячи маленьких фигурок – размером не более классических детских солдатиков – испытывали там адские муки в адском ландшафте. Жертвами и терзаемыми грешниками в этом аду были фашисты, то есть фигурки, одетые в немецкую нацистскую униформу. Терзали их нагие мутанты и мутантши, мутантята и мутантессы – существа, представляющие собой уменьшенные подобия чепменовских скульптур: ветвящиеся, многоглавые, многоногие, мультигенитальные, отчасти сросшиеся друг с другом создания подвергали фашистов бесчисленным мукам и терзаниям. Они протыкали фашистов, потрошили, распинали, жгли, сдирали с них кожу, извлекали из них внутренние органы, сваливали расчлененные фашистские тела в глубокие рвы, прессовали их в брикеты, запекали в инфернальные пироги, перемалывали их на кровавых мельницах…

Наклоняясь к золотистым витринам, можно было в деталях рассмотреть тщательно выстроенные мизансцены этих чудовищных мук; на фоне сцен массового истребления эффектно выделялись одинокие казни: фашистский генерал в распахнутой шинели, стоящий на вершине горы и скорбно взирающий вниз, куда низвергалась лавина искромсанных воинов его дивизии; у генерала еще сохранялся телесный фасад, увенчанный орденами и скорбящим лицом, но со стороны спины он был уже почти полностью изъеден и сожран ловкой мутантессой-девочкой, у которой имелось восемь стройных, вполне модельных ножек. Можно было рассмотреть также распятого на кресте Гитлера, а у подножия креста сидел трогательный плюшевый мишка, побуревший от потоков крови вождя.

Итак, я был пронзен стрелой Амура при встрече с ангелом. Больше всего охуел от того, что произошла встреча с ангелом, как и было заявлено. Все-таки налили черничный кисель (вкусный). Драматизм ситуации заключался в том, что уже на следующий день мне надо было ехать в аэропорт Хитроу (перекликается с названием Хитровка). Такой хитрый трюк судьбы: я больше никогда не увижу эту девушку, у меня даже не будет возможности сводить ее в кафе. Я смирился с этой судьбой. Вернувшись в Москву, я иногда ее вспоминал. Мы не обменялись толком никакими координатами, хотя обменялись волшебно звучащими фразами. Но я думал, что нечто мистическое должно воспоследовать. Через полтора-два года после моего возвращения из Лондона на тусовке в Москве (это было открытие фестиваля под названием «Абракадабра» в одном из московских клубов) в толпе других веселых и радостных персонажей я увидел, что на меня смотрит это волшебное лицо ангела, окруженное потоком кучерявых, темных, длинных волос. То самое лондонское лицо, увиденное в светлой мгле. Я узнал эти рафаэлевские глаза и прерафаэлитские черты лица. Я был совершенно изумлен, что она появилась в Москве. Я подошел к ней, заговорил и тут понял, что это вовсе не она. Но это был тот же самый ангел или, может быть, не тот же,