Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин

Только под вечер Анна с трудом разомкнула веки.

— Зина, — позвала она, — ты… здесь?

— Здесь, Аннушка, здесь, — Зина порывисто наклонилась над Анной. — Ну? Как, родная?

— Теперь ничего… Теперь все хорошо.

Анна пошевелила пальцами, будто убеждаясь в том, что снова владеет ими. Повернула голову к Зине и поспешно закрыла глаза: прямо в лицо ей падали лучи заглянувшего в окно солнца.

— Сердце, — пояснила она, — видимо, у меня неважное сердце.

— Мне так хочется отшлепать тебя, — готовая расплакаться от радости, сказала Зина.

— У Николая отличное сердце.

— Знаю и, пожалуй, лучше чем ты. Только… только боюсь, что Павел Сергеевич все-таки нам не поверит.

— Но почему?

Зина пожала плечами:

— Скажет, что один человеческий организм — это еще не доказательство.

В течение трех следующих дней Анна медленно поправлялась после введения противоракового препарата. Зина убегала на прием в поликлинику, на дежурство, в лабораторию Ершова, и Анна оставалась одна. Теперь Анна проявляла нетерпение, настаивала на немедленном введении препарата Николаю.

Но Зина отделывалась молчанием, хмурилась и утаивала подробности разговоров с Ершовым о лечении Николая противораковым препаратом.

На исходе четвертого дня, когда Анна окончательно поправилась и встала с постели, Зина возвратилась с выступившим на щеках нездоровым румянцем. Глаза ее были мутными. Разделась она с трудом и тотчас же села на стул.

— Что с тобой? — спросила Анна. — Нездоровится?

— Пустяки, — ответила Зина, — просто теперь твоя очередь за мной поухаживать.

— Я не понимаю.

— Будто?

— Ты ввела себе противораковый препарат?

Зина утвердительно кивнула головой.

XXI

— Сегодня Ершов разрешил открыть окно в твоей палате, — сказала Анна, входя. — Посмотри, как хорошо на улице.

Николай, сидевший на койке, отложил в сторону книгу и встал на ноги.

Анна распахнула обе створки окна. Теплый поток весеннего воздуха хлынул в палату. Он приподнял занавеску, коснулся волос Анны, шевельнул страницы оставленной на койке книги…

— Чу-дес-но! — Николай вздохнул всей грудью. — Весна… Слышишь, Аннушка? Гудит.

В палату донесся отдаленный шум испытательной станции завода.

— Сколько еще Ершов намерен держать меня здесь? Я чувствую себя совершенно здоровым.

— Потерпи чуточку, — шепнула Анна, — теперь уже недолго. Все страшное позади.

Николай обнял Анну, коснулся губами ее волос и хотел что-то сказать, но дверь распахнулась, в ней показались Зина, за ней Чулошников, Голубев, Ступникова.

— Ай-яй! — протянула Зина, погрозив пальцем обоим. — Температура нормальная?

— Нормальная, — ответила зардевшаяся Анна.

— Все отлично, Зинаида Алексеевна, — подтвердил Николай.

— Да уж теперь я для вас не Зинаида Алексеевна, а просто Зина. Мои функции врача окончены. Ершов разрешил вас выписать из клиники. В-о-о-т… И делу конец. Смотрите, не забудьте позвать на свадьбу.

— С выздоровлением, дружище, — сказал Чулошников, встряхивая руку Николая. — Искренне рад за тебя. Да не только я. Все бюро привет передает.

— Спасибо, друзья, спасибо. — Николай пожал протянутые руки Голубева и Ступниковой. — Да поскорей рассказывайте, что на заводе делается.

— Пожар от твоей втулки.

— На испытательной? — испугался Николай.

— Зачем на испытательной? В бюро, в цехах, на всем заводе. Двигатель заново проектируем, цехи на новые детали перестраиваются. Министерство проект одобрило. И похоже, что теперь мы будем ведущими, а сормовчане — дублером.

— Хорошо, ой, как хорошо! Вот когда мы по-настоящему победили! Эх, на завод скорее бы. До чего же я по чертежной доске соскучился!

— Да мы ли одни победили? — Чулошников посмотрел на Зину и на Анну. — Ты забываешь о союзниках, Никола. Спасибо вам за товарища, Зинаида Алексеевна, и вам, Анна Александровна. Весь наш завод знает о вашем поступке. Вы оказались сильнее смерти.

— Мы? — удивилась Анна.

— Такими сильными нас делает любовь, — сказала Зина. — Да ты не красней, Анка. Я не только о твоей любви говорю. Я говорю о любви к Родине, ко всем нашим советским людям. Не будь этой любви, и Николай никогда не решил бы своей задачи, со втулкой. Труд во имя любви к Родине и к ее людям — благородный труд! Он не может не дать блестящих результатов!..

ОТВЕТСТВЕННЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ

Повесть

I

Светлоглазый широкоплечий юноша вышел из дверей вокзала в ту минуту, когда паровоз, уже издал протяжный басистый свисток. Юноша был в тщательно выутюженном темном костюме, на борту пиджака малиновым пятнышком поблескивал комсомольский значок, из под мягкого воротничка рубашки виднелся яркий полосатый галстук.

Скорый Москва — Владивосток тронулся, но молодой человек и не думал спешить. Размахивая небольшим чемоданом, он шел с таким невозмутимым видом, будто был твердо уверен, что без него поезд никуда не уйдет. У края перрона он выждал, пока с ним поравняется нужный вагон, и легко вскочил на подножку.

— Ишь ты, какой неторопливый! — заметил кондуктор, пропуская его в тамбур.

В купе появление молодого человека встретили с удивлением.

— Ах! — сказала женщина с нижней полки. — Вы могли опоздать.

— Никогда! — весело и беззаботно отозвался юноша. — Это только поезда опаздывают.

— Разве мы опаздываем?

— Да, на четыре минуты. А вот сейчас поезд поведет наш, североуральский машинист, и никаких опозданий не будет.

Он присел на нижнюю полку, достал из кармана бумажник и, не обращая внимания на своих спутников, погрузился в созерцание небольшого листка бумаги.

Это было командировочное удостоверение.

Конечно, у молодого человека имелись и время, и возможность насмотреться на удостоверение значительно раньше, но, видимо, очень необычным было задание, с которым он отправлялся в путь.

В командировке говорилось, что Михаил Алексеевич Карпов, конструктор дважды орденоносного станкостроительного Североуральского завода, направляется на Сарденский машиностроительный комбинат для выяснения причины выхода из строя координатно-расточных автоматов типа «Микрон-3».

Михаил Карпов впервые ехал в командировку, к тому же в такой отдаленный район. Сарден находился на берегу Татарского пролива, а Карпов ни разу не выезжал даже за пределы своей области. Именно поэтому он имел сейчас крайне озабоченный вид.

Проводник принес постель. Миша сам постлал ее. Он снял и аккуратно сложил пиджак, заботливо разложил на чемодане галстук, затем сам забрался на полку, а через несколько минут уже крепко спал, сладко посапывая носом.

Поезд шел по высокой насыпи. Вагон, мягко покачиваясь на рессорах, все дальше уносил Михаила от Североуральска. Позади оставались сначала сотни, потом тысячи километров. Поезд мчался через степи, через леса, мимо сел и городов, с пронзительным свистком проскакивая полустанки. Случалось, что дождь хлестал в стекла вагонов и вспышки молнии освещали небо. Но поезд обгонял грозу, и опять жарко пригревало солнце. По утрам в низинах стлался туман, поднимаясь к насыпи, и лохмотья его путались в колесах.

За Иркутском навстречу поезду зашумела прозрачная Ангара, а за нею открылась вдруг вся ширь голубого